Игры на острове

Этот последний упрек привел Тэлли в ярость, и он позвонил в редакцию газеты и выразил недовольство по этому поводу, сказав, что они с сестрой шотландцы, не говоря уже о шеф-поваре, его помощнике, регистраторе, садовниках и бармене, кроме разве что двух официанток, которых можно назвать иностранками. Тэлли требовал исправления и извинения, но успеха не добился. Однако это его волновало недолго, так как ни одно новое предприятие, будущее которого зависит от того, знают ли о нем люди, не желало бы большей бесплатной рекламы, чем получила Талиска. Не было сомнений, что победа была вырвана прямо из зубов поражения. Даже представитель Северной Шотландии в ЕС, который был социалистом, а следовательно, был противником таких предприятий, при отъезде объявил, что в Брюсселе, Люксембурге и Страсбурге будет хвалить Талиску, так как он уверен, что на еврократов имидж Талиски как места красивого и располагающего кухней с низким содержанием жиров будет действовать как магнит.

В разделе «Уик-энд» в «Файненшл Таймс» о комариной атаке поместили большую статью, которую Артимис Клоувер ухитрилась подсунуть мужу до того, как он уехал, чтобы присоединиться к своей команде для Пасхальной гонки в проливе в Кауес. Клоуверы провели вместе пятницу и субботу Страстной недели в Хай-Коме, в своем «коттедже» с пятью спальнями в Глочестершире, хотя Ричард почти все время провел у телефона, собирая команду, а Артимис по уши была занята подготовкой и наблюдением за участием своей лошади в Пасхальных скачках с препятствиями в Беркли. Артимис разрешила сыну конюха сесть на свою лошадь, потому что чувствовала себя не в форме и не в том настроении, чтобы на ней скакать. «Возможно, после отдыха на Талиске я смогу», — подумала Артимис, но потом, прочитав эту статью в газете, очень удивилась.

— Что же, надеюсь, они от всех путешественников избавились, — тут же заворчал Ричард. — Мне бы не хотелось, чтобы нас окружили со всех сторон чокнутые.

— А я еще надеюсь, что они и от комаров избавились, — вставила Артимис. — Я не задержусь там, если мне покусают ноги.

— Так или иначе, сомневаюсь, что мы там долго пробудем, — возмущенно гремел за завтраком Ричард, намазывая маслом тост. — Чертовски глупая идея, и она твоя. Похоже, всю неделю мы должны будем об этом жалеть.

Артимис наблюдала, как он ест тост, думая, что его наметившееся брюшко и дряблые щеки более чем ясно говорят о том, что его здоровье под угрозой, ведь ему уже скоро пятьдесят. Кроме того — и то, и другое портит его внешность настоящего английского джентльмена.

— Что значат эти семь дней в сравнении с остатком твоей жизни? — произнесла Артимис. — Ты же обещал.

— Да, помню. Я обещал поехать, но не обещал, что мне это доставит удовольствие.

— Новым впечатлением будет будущее, — кисло возразила жена, забирая матерчатую рыболовную сумку, которую она обычно брала на пикники на скачках с препятствиями, и направляясь к двери. — И я не Шотландию имею в виду!

Клоуверы забронировали номер на последнюю неделю апреля, и к этому времени в отделе уже установился определенный порядок. Тэлли уговорил Флору поработать у них экономкой, таким образом освобождая Нелл, которая увидела, что ее мастерство повара так усовершенствовалось, что она в кухне может брать на себя все больше нагрузки. А кроме того, было несомненно, что раз Флора знает местных женщин, работающих горничными, она их лучше и организует. Это деловое соглашение так же предоставило Тэлли возможность чаще видеться с Флорой, а особенно тогда, когда один день в неделю Мак отсутствовал с рассвета до сумерек.

Сидя в кладовке экономки, Тэлли наслаждался обществом Флоры, пока она мыла подносы после утреннего чая или разбирала простыни и полотенца. Он слушал ее рассказы о детстве на Лисморе и пытался описать ей сомнительные радости своего пребывания в интернатах. Прислуга вовсю обсуждала эту крепнущую дружбу, а Либби старалась обратить на себя внимание Роба и бармена Тони Димарко, который был «всегда готов».

«Женская Либ» до сих пор была последним приключением месяца для Тэлли и, по счастью для него, видимо, была не из тех, которые покоряют сердце навсегда.

И хотя Либби больше не видели пробиравшейся на рассвете из комнаты Тэлли, Флора там тоже не появлялась. Его осторожное ухаживание встречалось со смешком и румянцем с ее стороны, но ни-ни, никаких амурных уступок, и, что уж совсем было на него непохоже — он казался довольным, что все идет именно так. Под неосознанным безразличием Тэлли росло чувство, которого он до этого не знал, а теперь находил волнующим и трепетно-вдохновенным, вроде той впервые увиденной «Божественной Десницы». Медленно и незаметно поддавшись нежной грации и тонкому очарованию, Тэлли влюбился во Флору.