Именно тогда был опубликован черновой вариант («рыба») доклада на городской комсомольской конференции, где не оказалось ни одной правильной цифры, ни одного верного факта. А примеры как хорошей, так и недостаточно хорошей работы райкомов были даны исключительно из алфавитного списка: «больших успехов достигли организации Бабушкинского, Бауманского, Волгоградского… серьезные недостатки отмечаются в работе Ворошиловского, Гагаринского, Дзержинского…» И самое замечательное, что несообразностей никто так никогда и не заметил…
А однажды был опубликован тассовский снимок проводов в аэропорту, на котором оказались запечатленными сразу три Андрея Антоновича Гречко: два маршала были представлены полностью, а третий половиной шинели. Просто для придания большей выразительности подобным композициям их выклеивают из отпечатков с разных кадров. Ну, двух министров обороны убрать и забыли…
«Комсомолец», надо сказать, вообще со встречами — проводами отличался. И однажды едва не погорел по полной, что называется, программе. Прошло в сообщении, что среди встречавших в аэропорту присутствовал «помощник Генерального секретаря ЦК КПСС В. В. Гришин». А был тогда В. В. Гришин со — овсем другого калибра человеком.
Разбор дела сразу был поднят на недосягаемо принципиальную высоту — им заняЛся непосредственно секретариат Московского горкома партии, на заседание которого и были вызваны и. о. редактора Миша Шпагин и дежурный по номеру Паша Пэнэжко. Вел правеж второй секретарь Греков.
Начали со Шпагина. Тот каялся и божился, что худого в виду не имел, что нелепая опечатка, разумеется, чудовищна, но плодом диверсии все же не является. А ему говорили: «Вы, товарищ Шпагин, не юлите! Лучше ответьте, какова политическая подоплека этой ошибки?» Шпагин же краснел и бледнел, но ответов, удовлетворивших бы высокое собрание, дать так и не смог.
В общем, разговор пошел в самой серьезной тональности, и участники разбора между собой начали уже говорить в том смысле, что, конечно, из партии Шпагина надо гнать, это ясно, но не закрыть ли и вообще газету, допускающую этакое…
Наконец Шпагина посадили: «Садитесь пока, товарищ Шпагин!» Подняли Пэнэжко. Ну, и по закону таких разбирательств, если с одним круто, то со вторым надо мягкостью. Так и сделали. «Вы, — говорят, — товарищ Пэнэжко, молодой коммунист, молодой руководитель отдела, как же вы не заметили эту грубейшую ошибку?» А тот смотрит через очки, глаза у подлеца хитренькие, и отвечает скрипучим голосом: «Как же — не заметил? Я ее сразу заметил». Шпагин утверждал потом, что в этот момент он оказался на грани сердечного припадка. Секретари горкома тоже впали в некоторое недоумение: «То есть как?» — спрашивают. «А вот так, — отвечает Пэнэжко. — Я просто подумал, что это сказано фигурально. В конце концов все мы помощники Генерального секретаря». Сказал он это и уставился в глаза Грекову.
Шпагин утверждает, что молчали минут пять.
Наконец Греков не выдержал: «Я думаю, пусть с ними горком комсомола разбирается», — и отпустил обоих, если можно так выразиться, с миром.
И от Шпагина отстали до следующего скандала, когда в его дежурство коорректура заменила строчку в новом Гимне Советского Союза на слова Михалкова и Регистана. Вместо «Сквозь грозы сияло нам солнце свободы» в газете вышло «Сквозь годы…», в чем тоже был усмотрен определенный умысел.
Хорошо еще, что никто не узнал, как Шпагин во время дежурства с приятелем по телефону разговаривал. Тот спрашивает: «Ну, и что в мире новенького?» — «Да Гимн Советского Союза завтра читай» — отвез чает Шпагин. «А где читать — то?» — «А в нашей газете, у нас будет самый полный текст»… Ну и, конечно, накаркал.
Вот какой случай был в университете южного города А.
Работал там на юридическом факультете доцент Ш., специалист по гражданскому праву. И зовут его однажды к телефону. «Доцент Ш.? — спрашивают. — Это вас отец Василий беспокоит, мне посоветовали к вам обратиться». — «Какой еще отец Василий?» — «Из Успенской церкви… Дело в том, Александр Васильевич, что у нас прихожане сами понимаете, люди в основном пожилые, так что не могли бы вы прочитать у нас в следующее воскресенье лекцию о пенсионном обеспечении в СССР?» — «То есть как — лекцию?!.» — «Ну, сразу после проповеди… Ведь, согласитесь, правовой пропагандой и верующих охватывать следует. А мы вам, разумеется, заплатим…»
Тут доцент сообразил. «Нет — нет, — говорит. — Никаких лекций. Я, — говорит, — могу только по путевке общества «Знание»…» — «Отлично, — отвечает поп, — будет путевка».
И правда, через два дня приходит на кафедру конверт с путевкой. И там все как надо: и тема лекции, и место проведения — Успенская церковь…
А отец Василий опять звонит.
Доцент — в райком. А время, надо сказать, на дворе самое что ни на есть застойное, в райкоме, конечно, за голову хватаются — сами, говорят доценту, решить не можем. Обратились в горком.
А поп не унимается — в следующее же воскресенье милости просим.