Игры на свежем воздухе застоя

В горкоме тоже на себя такую ответственность взять не решаются. Вышли на республиканского председателя комитета но делам религий — и тот в недоумении, первый раз с подобным сталкивается, придется звонить в ЦК… Но ведь и в ЦК все то же самое: завагитпропом — к секретарю, а время идет, отец Василий уже плешь проел…

До консультаций с Москвой дело не дошло. Секретарь ЦК решение принял, соломоново: «Не отказываться, но, по возможности, не читать». И пошло соломоново решение по всем ступенькам вниз: до райкома, декана и, наконец, нашего доцента.

А поп звонит не переставая. Ему — то что ответишь?

И доцент решился: ну, мол, вас всех к черту, пойду и прочитаю, тем более по путевке…

Итак, в условленное воскресенье повязал галстук, натянул, не взирая на жару, пиджак поскромнее и пошел в Успенскую церковь. Отстоял в сторонке проповедь, подходит к попу. «Вы отец Василий?» — «Да». — «Здравствуйте, я Ш. из университета». — «Очень приятно». — «Я насчет лекции». — «Какой, простите, лекции?» — «Ну, как же, о пенсионном обеспечении… Вот путевка…» — «Да вы что, простите, издеваетесь? Это же, простите, Божий храм, а не лекторий!.. И перестаньте мне вашу липу совать, никаких лекций в церкви не читают…»

Все просто: это доцента разыграли друзья — приятели. Но ведь факт посещения им церкви с целью прочитать лекцию «наверху» уже зафиксировали, так что еще три года его ни под каким видом не выпускали за границу.

Вообще с этими розыгрышами… В «Известиях», например, есть такая легенда ли, быль ли…

Где — то году в 1949‑м на стол сотруднику кто — то подбросил записку: «Срочно в парткомиссию горкома». И все. Ни зачем, ни к кому именно… Поспрашивал сотрудник у окружающих — все только плечами пожимают. Но время было строгое, и отправился он в горком.

Ходил там по кабинетам парткомиссии, объяснял всем и каждому: «Я из «Известий», меня вызывали…» Так добрался до приемной председателя. Секретарша спрашивает: «Кто вы, что вы? Из «Известий»? Сейчас доложу…» И тот немедленно принимает. «Садитесь, — папиросы подвинул, — закуривайте». А потом, уже построже: «Ну, давайте рассказывайте».

И журналист вдруг начинает человеческим голосом оправдываться: мы, мол, с фронтовым товарищем встретились, в ресторан зашли… «Так, в какой ресторан?» — «В «Метрополь»… Ну, и выпили, конечно, немного… Но за зеркало все заплатили, и претензий к нам нет…»

Короче, уходил с выговором.

Или такая история. В кабинете, где я сидел, было три стола, и за одним из столов сидел самый трудолюбивый изо всех мною виданных людей — маленький финн Валера Х., Хил в повседневном общении.

раз, мучась страшной майской жарой 1975 года, второй мой сосед набрал номер телефона соседней комнаты и попросил Валерия Рудольфовича. В стену забили кулаком: «Хил! Хил! Тебя опять спрашивают, когда же это прекратится!..»

И Валера безропотно оторвался от бумажек, над которыми сидел самозабвенно, и отправился к соседям. А шутник всунул мне трубку в руку и побежал за ним, наблюдать за тем, что будет.

«Э — э… — сказал я, — Валерий Рудольфович? Это вы, э — э… писали поздравление «Пионерской правде», которое опубликовано в вашей газете?» — «Нет, не я», — на всякий случай быстро отвечает Хил. «Ст анно.

приемнои главного редактора мне сказали, что вы…» — «Значит, я», — с готовностью соглашается Хил. «Это вас беспокоят из… э — э… Министерства культуры. Не могли бы вы подготовить для нас текст поздравления… °. э… английскому журналу для подростков. Ему… э… тридцать пять лет исполняется». — «Как называется журнал?» — немедленно спрашивает Валера. А черт его знает — как? «Приятель», — отвечаю. «Знаю, «Феллоу», — тут же реагирует Валера. — Но как насчет оплаты?» — Так — так — так, думаю я, а вслух укоризненно: «Какие могут быть разговоры, Валерий Рудольфович, мы вас не обидим». — «Я согласен. Но журнал прогрессивный? — «Ну, Валерий Рудольфович, — возмущаюсь я, — наша организация к КГБ намного ближе, чем ваша, расположена…» — «Как вам позвонить?»

И я, представившись Кимом Ивановичем и назвав какую — то невообразимую фамилию, дал Валере телефон знакомой, у которой был огромный дог Ким.

Зашел Валера в наш кабинет, сел за свой стол, переписал на календарь телефон Кима Ивановича и вновь углубился в свои бумажки. А минут через двадцать вдруг — хлоп себя по лбу и за трубку. «Можно, — говорит, — попросить Кима Ивановича?».

И тут я впервые в жизни увидел, как человека неведомой силой поднимает в воздух. «То есть как — сдох?!..» — выдохнул он, так и оставшись висеть над креслом.

Оказалось, что по трагическому стечению обстоятельств, именно в это утро дог действительно сдох, чего я и заподозрить не мог, как вы сами понимаете, иначе б, конечно, в любую жару так шутить поостерегся… В семье, где собака прожила двенадцать лет, ясно, думаю, какое настроение, а тут звонят, издеваются. Кима Ивановича ему!..

«То есть как — сдох?!.. — спрашивает, значит, совершенно ошеломленный Валера. — Я же с ним пятнадцать минут назад разговаривал?!..»