Решение Миттерана отдать Шираку правительство и принять свою программу окупилось с лихвой: у правых вышел весь пар. Что же касается Ширака, то использовать растерянность противника для удовлетворения жажды власти он смог — и не сумел справиться с собственным успехом. Утратив путеводную звезду, он сбился с пути. После впечатляющих достижений первых нескольких месяцев премьерства он захромал и все никак не мог выровнять шаг.
В своих мемуарах «Годы перемен» Генри Киссинджер прекрасно описывает качества, необходимые политическому лидеру. «Долг государственного деятеля, — замечает он, — состоит в том, чтобы объединить опыт народа и собственные представления о жизни. Если он забежит слишком далеко вперед, потеряет свой мандат; если подчинится обстоятельствам, — потеряет контроль над происходящим». Если Миттеран «забежал слишком далеко вперед», то Ширак просто ощутил себя в вакууме. Утратив привлекательные для публики вопросы, решением которых определялось бы его руководство, Ширак оказался жертвой обстоятельств. Когда иранская канонерка атаковала французское судно, а затем во время попытки угона самолета в Женеве были убиты французские граждане, Ширак порвал с Ираном дипломатические отношения. В Ливане приверженцы иранского режима захватили в заложники французов, и Ширак, подобно Картеру и Рейгану, увяз в тяжбе с Тегераном. Понукаемый правым крылом своей партии очистить «Францию для французов», Ширак пытался ограничить иммиграцию, но пошел по этому пути слишком далеко и в непродолжительном времени столкнулся с 30 тысячами разъяренных демонстрантов, вышедших на улицы Парижа под лозунгами протеста против мер, ограничивавших право иммигрантов на получение французского гражданства. Беспомощно плывя по течению, Ширак даже в собственном лагере начал сталкиваться с трудностями, когда его министр культуры выступил против плана премьера усилить государственный контроль над средствами массовой информации и художественным творчеством.
Пока Ширак мучительно стремился обрести почву под ногами, Франсуа Миттеран сосредоточился на сфере, где можно было увеличить свою популярность, — внешней политике. Уделяя много внимания обороне и разоружению, Миттеран предпринимал меры, направленные на укрепление отношений, с одной стороны, с Советским Союзом, с другой — с франкистской Испанией. «Он упрямо твердил о необходимости построить сильную Европу и улучшить экономическое положение во Франции, -— пишет биограф Миттерана. — …В одной телепередаче он заявил, что желал бы видеть «Европу, наделенную единой политической властью», что обеспечит ей подлинную безопасность. Вскоре после того Миттеран встретился с канцлером Колем, и… впоследствии два лидера сошлись на идее создания франко-германского союза».
Пока Миттеран собирал жатву со своих достижений во внешней политике, Ширак ломал голову над тем, как справиться с постоянно растущей безработицей дома. Но это и была, как неустанно подчеркивал Миттеран, его, Ширака, проблема. В конце концов, разве он не дал своему премьеру карт-бланш в осуществлении экономической политики? И если она буксует, приходится ли в том винить Миттерана — государственного деятеля?
Подобно тому как триангуляция позволила Клинтону составить программу, основанную на системе социально-нравственных ценностей, и тем самым, поднявшись над партийными разногласиями, обратиться ко всей Америке, Миттеран прибег к той же политике, и на месте партийного лидера и идеолога появился лидер нации. «Стратегия, основанная на разделении власти, которой Миттеран следовал в 1986 — 1988 годах, — отмечает Норткат, — предоставила ему уникальную возможность существенно откорректировать свой имидж. Теперь он вел себя как президент, не имеющий более партийных привязанностей, как третейский судья всего народа».
Были и другие совпадения. В 1996 году Клинтон сознательно изменил свой образ: на месте любителя гамбургеров, похожего на сотни тысяч таких же, как он, появился человек в строгом темном костюме — почтенный лидер нации; и таким он оставался по крайней мере до появления Моники Левински. Равным образом, отмечает Норткат, «сожительство способствовало росту популярности Миттерана. Он сделался отцом нации, беспристрастным арбитром, архитектором промышленной модернизации, защитником стабильности». При этом Миттеран продуманно создал себе образ человека — объединителя, преисполненного решимости защищать конституцию, ставящего ее выше любых партийных интересов.
Вновь обретенную уверенность в себе Миттеран подчеркивал еще и тем, что держал соотечественников в напряжении относительно своих будущих президентских амбиций. Пока Ширак метался из стороны в сторону, Миттеран твердо представлял себя миру бесспорным лидером Франции, а дома всячески избегал участия в политических сварах.