Игры Проклятых

— Позже, — отмахнулась та и задумчиво спросила: — Ты скучаешь по дому?

Энин задумалась. Вспоминала тяжелую работу в поле, вечные домашние тяготы, присмотр за младшим братом. Ее лицо озарила улыбка. Сколь бы ни были тяжелы эти дни, они всегда наполнялись родственным теплом и домашним уютом. Но память скользнула дальше, вернув картину, когда слуги некроманта оторвали их от семьи.

Вспомнились слезы матери, плач младшего брата и неправдоподобно спокойное лицо отца.

Улыбка сменилась гримасой.

Больше всего ей запомнился именно отец — его неуверенные извинения, сбивчивые оправдания, лишенное эмоций лицо. Он молил о прощении, молил, чтобы дочери не корили его за судьбу, на которую он их обрек. Но его пустой взгляд говорил о другом. Он мечтал только о том, чтобы покинуть Стигию, уйти из-под власти некромантов. И это желание было настолько велико, что он без зазрений совести продал дочерей некроманту, выменял на свободу для себя, жены и младшего сына.

Энин ненавидела отца, ненавидела самой лютой ненавистью, которая только могла родиться в людском сердце.

— Как ты думаешь, у нашей семьи все хорошо? — спросила Анэт, вырвав сестру из пелены черных мыслей.

— Не знаю… не знаю, о какой семье ты говоришь?! Отец нас продал! Здесь мы из-за него… — Энин хотелось закричать, выплеснуть в мир всю ту ненависть, которая ее переполняла, но вместо этого она отстранилась от зеркала и прикрыла одной рукой глаза, скрывая выступающие слезы.

— У него не было другого выбора… — безразлично сказала Анэт.

— Был! Был! Мы могли жить, как все…

— Умирать и становиться бродячими мертвецами, — закончила за Энин сестра.

— Пусть так, но уж лучше бы все было как раньше, чем как сейчас… — Энин уже не сдерживала слез.

— Не плачь… — Анэт подошла к сестре и обняла за плечи. — Тише, родная… не надо, чтобы нас слышали… будь сильной…

Двери со скрипом распахнулись. В проеме показался уродливый скелет. Его тощую, почти хрупкую фигуру скрывали начищенные доспехи и темно-красный плащ, казавшийся на сером фоне замковых стен шутовским, но такое впечатление вмиг улетучивалось, когда взор останавливался на его обладателе — Арганусе Д’Эвизвиле, хозяине замка Бленхайм.

Арганус уставился на обнявшихся сестер и едва слышно приказал:

— Не медлите, я спешу.

Девушки испуганно переглянулись. Они знали, что означает этот приказ, приказ, исполнять который не хотелось. Они бы не повиновались, будь у них силы. Но сил не было, были только ненависть и страх…

Пришлось подчиниться.

Анэт скользнула волосами по груди сестры. Извиваясь, поднялась выше. Нежным движением отодвинула рыжие локоны и тихо шепнула:

— Не плачь, нежить не должна видеть наших слез.

Губы Энин изогнулись в подобии улыбки. Девушка ласково взяла сестру за плечи, поцеловала в шею, прикусила мочку уха и прошептала в ответ:

— Сегодня я твоя…

Анэт встала и помогла встать сестре. Провела ее к расстеленному ложу и замерла в нерешительности. Движения Анэт были вымеренными, отточенными, словно их делал не человек, а бездушный механизм. Она не была собой — это была пустота с лицом Анэт. Девушка, пересилив внутренние противоречия, нежно прикоснулась к сестре, к ее хрупкой женственной спине. Незаметным движением опустила бретельки, провела руками, повторяя контуры девичьей фигуры. Легкое атласное исподнее тихо зашуршало у ног, оседая на матово-черном полу. Анэт уверенно, но ласково уложила любовницу на кровать. Энин прижалась к ложу, сжала в кулаки простыню, в душе ненавидя и презирая любовные утехи с сестрой, которые, впрочем, были так же неизбежны, как само рабство.

Анэт медленно сняла с себя платье, обнажая хрупкую фигуру. Неуверенно, осторожничая, легла рядом. Нежно провела рукой, повторяя изящные изгибы сестринского тела, но, не совладав с эмоциями, которые выплеснулись через незримый край, хищной кошкой запрыгнула на сестру. Крепко сжала ногами ее ягодицы, своим телом прижалась к изящной женской стати, прикоснулась к ней губами. Ненасытно, но скупо целовала нагое тело, спускаясь все ниже и ниже.

Дойдя дор; гой холодных, как лед, поцелуев до крепких ягодиц сестры, она властно развернула Энин и принялась ласкать любовное место. Не переставая, ублажала: нежно, играючи…

Привычно.

Энин тяжело дышала, возбужденно изгибалась, поддаваясь ласкам, воображая вместо сестры истинного любовника, которого так никогда и не знала. Представив давнюю, первую и единственную любовь, она мечтательно-желанно прижала к себе сестру. И в этот миг потеряла над собой контроль. Она уже не замечала лича, неотрывно наблюдавшего за ними, ее уже не волновали свобода и рабство: она получала удовольствие и отдавалась ему всецело.

Некромант внимательно наблюдал за любовной картиной. Самым сладостным в ней была девичья неуверенность, их обманные, лживые ласки, неумело прикрытые маски, скрывающие ненависть и злобу. Это возбуждало в личе самые сокровенные, едва не людские, мечты и желания. В эти мгновения он вспоминал прошлую жизнь, возвращался в человеческое тело, мысленно одаривая неумелых любовниц собственными нежно-грубыми ласками.