Игры Проклятых

Клавдий тайно следил за происками Аргануса, заранее зная, что каждый из учеников некроманта сыграет в его планах свою роль. Барклай командовал гарнизоном на границе со Стигией, Морена готовилась стать королевой туманной столицы… Батури всегда интересовало, какая часть пьесы ляжет на его плечи, и теперь он это понял – он должен стать марионеткой, с помощью которой Арганус будет руководить Малым Орденом. И если Клавдию было плевать на лжекоролеву Морену и лебезящего перед личем лорда Барклая, это не значило, что он согласится и на отведенную ему самому роль. Нет, этому не бывать! Он начнет свою игру, выстроит собственную интригу. В ее основу ляжет Каэль, Перворожденный вампир, единственный из всего рода, способный противостоять Арганусу и по силе, и по хитрости. Каэль – последняя надежда для вампирского рода, а для Клавдия – единственный шанс стать свободным, а быть может, и свободным Главой Ордена…

Батури отодвинул толстую ткань занавесок и посмотрел на широкую замковую площадь. Из цитадели вышел Арганус, держа в одной руке «посох дракона», и быстрым маршем пересек площадь, скрываясь из виду за крепостной стеной.

«Лич открыл тайник», – мелькнула в голове вампира мысль, как только он увидел посох в руке некроманта. По телу пробежал холодок от того, что он задумал сделать. Клавдий, не замечая на своей тунике легкой изморози, выпорхнул из окна. Он выкрадет прах Перворожденного, проникнет в комнату Аргануса той же дорогой, что и ночью, но на этот раз уйдет не с пустыми руками…

Место, на котором только что стоял Высший, покрыла тонкая кромка льда, но Клавдий не заметил подвоха, не догадался, кто руководил его мыслями.

* * *

Анэт проснулась от холода. Несколько мгновений она пролежала не шевелясь и не открывая глаз, тщетно пытаясь вспомнить события последних дней. Но воспоминания испарились, вычеркнулись из жизни, скрылись за пеленой полного мрака. Закончив терзать свою память, Анэт открыла глаза. Рядом лежала спящая Энин и тихо посапывала. Сестра рядом – значит, ничего сверхплохого не случилось…

В комнате стало заметно холоднее. Анэт плотнее укуталась в одеяло, прижалась к теплой – просто горячей! – Энин. Пролежав так несколько минут и ни капли не согревшись, Анэт встала, накинула на себя теплый плед, вернулась к кровати и в испуге замерла. Только сейчас она поняла, почему ей было столь холодно: ее постель покрыла тонкая корка льда. Ее заколдовывают! Но зачем? И кто? Некромант. Проклятый некромант! Это может быть только он!

Мысли сменялись в сознании Анэт с бешеной скоростью, и неожиданно она вспомнила. Вспомнила некроманта в черных одеждах и улыбчивую сестру, вспомнила мертвую рощу и черный ручей, и… она вспомнила колдовство, которым пытался затмить ее память некромант. И ему это почти удалось! Анэт наскоро оделась и выбежала из комнаты. Она должна проверить, правдивы ли отголоски воспоминаний, которые ее посетили, или же это плод воображения. Она пойдет в рощу, чтобы убедиться в своей правоте воочию! И если воспоминания окажутся правдой – Анэт просветит сестру, откроет ей тайну некроманта, чтобы тот больше не смог заколдовать Энин или навести на нее морок. Пусть только вся волшба окажется правдой, Анэт, с благословения Созидательницы, найдет на некроманта управу…

…Девушка быстро бежала по замковым коридорам, уверенно влетала в повороты, спускалась по лестницам. Хвостом за ней ползла тонкая пленка инея, но возбужденная Анэт ничего не замечала: она была слишком увлечена разоблачением Сандро, поэтому все остальное уже не играло никакой роли…

* * *

Клавдий впорхнул в окно и замер. Перед ним была открытая дверь – проход в тайник некроманта. Батури молнией промчался к двери, но остановился на пороге, не входя вовнутрь.

Останки легендарного Первовампира, сильнейшего и мудрейшего из всего рода, были перед глазами: достаточно сделать шаг, протянуть руки и взять с небольшого пьедестала погребальную урну – и род будет спасен… Но все это казалось слишком простым. Подозрительно простым. Арганус чуть ли не сам отдает прах Каэля, словно шепча: «Воскреси его для меня».

Клавдий на мгновение задержался на пороге, но мечта, страстная мечта спасти свой род от вымирания была превыше собственной безопасности, собственной несмелости. Клавдий шагнул во тьму и, не пройдя даже двух шагов, упал на колени. Он почувствовал слабость и оцепенение, его руки сами по себе, без участия разума, потянулись к крису, обнажая волнообразное лезвие. Клавдий повернул клинок острием к себе и приставил к сердцу…

Перед тем как рука сделала решающее движение, Клавдий успел посмотреть на урну с прахом его предка, а в следующее мгновение глаза его закрылись…

* * *