– Я один день не доехал до Соулу. В очередной раз застряв, наконец осознал тысячу раз сказанное, – он вздохнул и проговорил, чеканя слова. – Дальше будет только хуже. Дело к зиме. Климат, чем дальше, тем беспощаднее. И раз я уже здесь и сейчас так сдаю, я попросту не дотяну даже до загорянской границы, куда там до столицы… Тогда я наконец приказал поворачивать назад. И по возможности гнать. Хотелось обогнать зиму, но она дышала в спину своим ледяным дыханием, отчего делалось еще хуже. Без простоев не получалось.
Он горько усмехнулся.
– Дорогой назад приходилось отдавать последнее, смотреть в ехидные ухмыляющиеся лица узнающих, отвечать, как погодка в Заагре; либо в жалостливо-сочувствующие, что не легче. Дорогие теплые вещи были проданы взамен на дешевые. Последнее было отдано в Дарпе за дорогу до Эрстхена. Я ведь, бросаясь за ней, ничего не жалел, все хотел поставить на кон. Я не думал, как буду возвращаться. Я не думал,
Я вздохнула.
– А на Побережье уже пришла зима, – невесело усмехнулся Личи. – Близился ее пик. А у меня в карманах была горсть меди да две последние серебрушки…
Личи замолчал, глядя куда-то вдаль. Я просто тихо сидела рядом, тормоша пальцами траву.
– Луис Шенлер много сделал для меня, – проговорил Личи негромко. – Неоценимо много, – он вздохнул и продолжил. – Сначала взял на работу. Потом и вовсе – принял в свой дом. А ведь он очень боялся меня…
Я вопросительно взглянула на Личи.
– Боялся? Почему?
– А ты бы не побоялась? Принять в свой дом… плевать даже, дракона – не дракона, незнакомца. Незнакомца с подорванной верой в… – он усмехнулся, – человечество? И вообще во все, что можно. Луис опасался, вдруг что-то пойдет не так, и я причиню вред его семье. Его супруге Сайнаре, Марку с его молодой женой и их ребенком… Боялся, потому что не знал, что можно ждать. Впрочем, я не был сильно опасен для них, я был слишком слаб.
Личи снова замолчал ненадолго.
– Я четырежды был при смерти за ту переломную зиму. Вопрос очень остро стоял… Но если б не Шенлеры, – он прицокнул языком. – Вопроса бы даже не стояло.
– Ну да, – проговорила я, понимающе кивнув. – Крыша над головой и пища все-таки многое решают…
Личи сделал неопределенное движение бровями. Вроде и согласие, но словно не совсем. Видно, что было что-то еще. Я поглядела на него вопросительно. Он то ли не видел, то ли упорно делал вид, что не видит. Я уже решила было, что ответа не будет, но Личи добавил:
– Даже упуская самое простое и банальное… – он помолчал, философски глядя вдаль, и проговорил тихо. – Проще вернуться от Черты, когда есть кому ждать… Это, конечно, суеверия, – поспешно добавил он. – Ненаучно, но… Но как-то и опровергнуть не так просто. Жизнь и смерть – это дело очень тонкое.
Я молча кивнула, глядя на горизонт. Личи же после небольшой паузы, вздохнув, продолжил.
– Зато сколько всего интересного удалось узнать о человеческом обществе изнутри. Чего никогда не узнаешь в иных условиях. Еда для бедных, дешевые ночлежки, где можно было провести ночь за несколько медных, ваша невероятная человеческая взаимовыручка… Эта паутинка, тонкая, но дающая поддержку. Вас связывают тысячи ниточек, вы постоянно помогаете и выручаете друг друга. Драконы же всегда держатся особняком. И помогают только за услугу, чтобы никто никому не был должен более этого. Жить как люди, с людьми – по их мнению, позор.
Я вздохнула. А дракончик, помолчав, проговорил:
– Одно из самых значимых достижений – то, что удалось спасти красоту.
Я с усмешкой взглянула было на Личи, ожидая увидеть встречную самодовольную ухмылку, однако он продолжал говорить ровно и выражение лица его было бесцветным; он даже глядел не на меня.
– Почему? – неуверенно уточнила я.
– Я просто довольно быстро осознал, что это единственное, чего у меня есть стоящего… И нужно вцепиться зубами и не отдавать ни при каких условиях. Потому что проиграть будет равносильно смерти.
– Ты сразу решил… пойти торговать собой?
– Да нет, конечно, – усмехнулся он, взглянув на меня так, словно сказала глупость. – Когда только вернулся, я на ногах-то едва держался, какое там. Даже не говоря об этом, выглядел я тогда… не так. А это… Это было уже много после. Мне немало времени потребовалось на восстановление.
– Все равно, – бросила я. – Мне кажется, можно было найти иной, более… моральный путь.
– Ты знаешь, что такое нищета? – пронзив меня ледяным взглядом, спросил он зло. – Едкая, горькая. Когда жизнь пожевала и выплюнула помирать на побережье под зиму с убитым здоровьем, без крыши над головой и с несколькими грошами в кармане. Когда за каждый прожитый день приходится бороться…
Он замолчал. И молчал довольно долго.
– Я хлебнул эту едкую щепоть нищеты, и мне хватило, чтобы решить, что я готов жить как угодно, но только не так. Лучше уж буду торговать собой… У каждого свой ад. Я в своем побывал и больше не хочу.
Я опустила глаза, устыдившись. Личи вздохнул.