Все забудется, уйдет, сотрется, холм превратится в поле, лес в пустошь, карьер в россыпь камней и все ж самая последняя крупица, самая малая частица этих мест будет хранить память о сегодняшнем дне, о неразлучной троице.
Неважно, сколько им отмеряно, сколько проживут, важно как. И пусть полягут кто в сече, кто в повалуше, кто сегодня, кто завтра — все едино — жизнь уже не зря прожита.
Вместе они, навсегда вместе — много их, а как один, и каждый в другом, как в себе уверен. Это ли не счастье?
Побратимы Халену проводили до терема, дождались пока она скроется в дверном проеме, и, не сдержавшись, дружно вздохнули:
— От ты дурень, — качнул головой Миролюб. — Удумал свататься, голова твоя хворая.
— Так и ты не супротивничал.
— Попытали счастья, — протянул невесело. — Уйду завтра, бережь Халену, не забижай.
— Ее забидишь, как же, — усмехнулся Гневомир, на побратима покосился. — Ты, энто, слыхал, что Солнцеяровна баила? Поглядывай там шибко. Как бы вправду беды не сыскали на сговоре.
— Еще один умник выискался, — буркнул Миролюб. — Пошли что ль? Почивать пора. На зорьке сбираемся, вставать ужо скоро, а я и не ложился… Жанихи!
Гневомир, хохотнув, обнял парня за плечи и пошли они вверх к избам:
— Ладно те! Зато слыхал, что сказанула — любы мы ей!
— Угу. Я и другое слыхал — все ей едино любы — и мы, и княже.
— Зато мы братовья!
— Прибытку с того, как с ежа шерсти.
— Ничё! Вот развиднеется, смута уляжет, тогда снова посватаемся. Авось, паря! Нет-то нам не сказали! — заржал довольно.
Глава 8
Пятые сутки пошли, как князь со дружиною к брату подался. И тихо в Полесье, сонно, словно время в ожидании их возвращения замерло. Люд не ходит — ползает, женщины громко не говорят — шепчутся, детвора криками не оглушает. Даже на ристалище мужи ленятся.
`А может жара действует'? — подумала Халена, глядя, как Трувояр вокруг Веригора ходит, да и тот напасть не спешит — ленивый выпад, опять хождение по кругу. А поляничи, что ратному делу обучаться приписаны, только за стрелами бегать успевают, пуская их в `молоко'. Дружники все больше в теньке сосен да кедров сидят и не посмеиваются, не комментируют бурно потехи молодецкие как обычно, а лениво улыбаются. Пацанята на изгороди как гроздья винограда висят, семечки поплевывают, глядя на неспешные забавы ратников.
Купала один активен — блажит, плюется по обыкновению.
Халена макушку потрогала — припекло солнышко. `В тенек, что ли, как остальные отползти? Да нет — засну ведь'.
Гневомир, играючи, Дагаяра на лопатки уложил, к девушке пошел, улыбаясь во всю белозубую наличность, мышцы на лоснящемся от пота торсе выказывая: а видала, каков я удалец?!
— Гордюся! — кивнула та, оценив его анатомию. И протяжно зевнула, в сторону взгляд отводя.
— Халена, язвить тя в коромысло! — рявкнул Купала, узрев в зевке пренебрежение к службе. — А ну слазь с плетня! Ходи сюды!
— Ну, — подползла со вздохом.
— Будя те `ну' и поволуша на борбище! Серко, Рудояр, а ну ходь сюды молодь желторотая!
Два парня лениво подошли к десничему: молодые еще совсем, нетравленые, взгляды чуть испуганные:
— Чего, дядька? — пробасили дуэтом.
— Вота вам супротивник! — указал на девушку. Та без интереса оглядела худощавых оппонентов, фанатов диет и вегетарианства, и опять зевнула.
— Я те позявкаю! — рыкнул Купала. — Воительница! Тьфу!… А ну сходись!
— С кем? — скривилась девушка. Десничего перекосило в нервном припадке.
— Опять перечишь?!
— Да побойся Бога, дядька Купала — кого выставил? Они ж необученные совсем. На смех детей выставляешь?… Давай хоть еще двоих, — плечами пожала, встретившись с гневным взглядом десничего. Размяла шею да плечи.
Гневомир заржал:
— От девка шалая!
— Но, но! — погрозила ему пальцем.
Десничий еще двух юнцов подозвал, сплюнул, презрительно оглядев Халену, и отошел.
— Сходись! — рявкнул.
— Извините, мальчики, — пожала плечами, глядя на юношей. — Сразу предупреждаю — бесчестить не хочу, но я как вы подневольная. Нападайте, что ли?
Парни переглянулись, замялись: девка все ж. Однако права она — приказ есть приказ. Один несмелый выпад сделал. Пока кулак летел в сторону плеча девушки, та не только лениво отклониться успела, зевнуть, но и ногу выставить, в грудь полянича упереть.
— Извини, — кивнула и легонько толкнула. Парень упал, уставился на девушку, не понимая за что и как?
— Ладно-ть, — заявил его черноглазый товарищ и смело в бой пошел. — Я не больно.
— Ага, — кивнула. Отклонилась и ткнула пальцем в подвздошную область. Мальчик сложился и осел на траву, хлопая ресницами. Остальные уже вместе в атаку пошли, да толк? Секунда на одного, секунда на другого — отдыхают. Дружники загоготали.
— Слышь, Купала, почто дитять Халене ставишь? — спросил разлегшийся на траве Велимир — детина здоровый, златокудрый. Наян, шибче Гневомира.
— От ты и вставай! — рявкнул Купала.
Мужчина лениво встал, подмигнул девушке, подходя:
— Побавимся что ль, воительница?
— Отчего б нет?
— Токмо за увечья, чур, не забижаться!
— Знамо дело, — щедро улыбнулась. Сон как рукой сняло — вот этот противник ровня. Можно силы не беречь:
— Вперед?