Игры с судьбой. Книга третья

Женщина устало покачала головой, глядя, как он, впился губами в край бокала, как пил вино, алое как кровь, прозрачное словно хрусталь, мерцавшее дорогим рубином и радостным багрянцем. Мужчина словно пытался наполнить себя силой жаркого, пылающего солнца, согревшего лозу, сок которой обернулся влагой вина.

И впервые, словно слетела шелуха, потерялась маска, видела и его растерянность, и сомнение, и слабость. И тоску в серых, светлых глазах, просвечивающую сквозь доброе сияние.

— Что вы за человек, Дагги Раттера?! — выкрикнула она с жаром. — Шайтан вас дери!!! Вы ставите меня перед выбором….

— Которого вы предпочли б не делать, — спокойно отозвался Да-Деган. — Но так не бывает, мадам.

— А если я откажусь?

— Вы не откажетесь!

— Нет! Я могу….

Пожав плечами, Да-Деган достал из ящика стола небольшую капсулу, черную, словно наполненную антрацитовым покровом самой темной ночи.

— Оноа, — заметил он все с тем же неживым спокойствием андроида в шелковом голосе. — Однажды я оставил на крыльце вашего дома, давно, несколько лет назад, девушку, которую мне пришлось опоить этим зельем. Ее звали Иванна. И знала она меньше, чем знаете теперь вы. Я не могу позволить вам погубить все. Я боюсь. Я не за себя боюсь, глупая вы женщина!

— Да, — заметила она сухо, — мне говорили, что Элейдж — предатель. Я не верю тому, но….

— Значит, я — второй? — усмешка приподняла губы Да-Дегана. — Вот видите…. Не так уж беспочвенны мои подозрения.

Неожиданно Фориэ кивнула. Вздрогнув, опустила голову.

— Зачем я Вам лгу? — проговорила она дрогнувшим голосом. — Это просто привычка, не верить худшему. Но факты упрямая вещь. Если б не Элейдж, Локита не стала бы Леди. Если б не Элейдж, как оказывается, и этот бунт мог бы быть предотвращен…

— Если б не Элейдж, — усмехнулся Да-Деган грустно, убирая ампулу с зельем, — мы б никогда с вами не нашли общего языка.

12.

Если б только могло б быть иначе! Мечтать — о несбыточном. Мечтать — убежать от самого себя. Мечтать….

А на губах горечь желчи, и смотрят глаза — не надменно, затравлено, а как у волка, попавшего в капкан. Разве ж можно — жить, так как он, не руки, полностью искупавшись в крови? Разве ж можно….

Простить себя? Простить свой пыл и желание мести? И желание спасти. Но какой ценой? Волком бы выл, если б смел. Если б еще оставались слезы — текли б из сухих, воспаленных, лихорадочным огнем горящих глаз.

Кто виноват, что его болезнь — он сам? Что в клубок завязались, перепутавшись, и ненависть, и любовь. И что сам, он сам, не знает, как распутать эти узлы, как отличить свет от тени.

Подняв голову, он посмотрел на Фориэ, на гордый разворот ее плеч, прямую царственную осанку. Словно ее не терзали сомнения.

Рядом вился Катаки, подобострастный, клонил голову вниз, улыбался ей сладенько, как королеве, словно не мечтал недавно унизить и растоптать.

Осторожно подходил флот к заводам, минуя противометеоритные щиты, раз за разом отсылая верные отклики в системы распознавания.

И ни вздохом, ни движением ресниц не выдала рэанка, каково это — повернуть оружие против своих. Но отчего-то казалось, и ее сердце пропускает удар за ударом, что и у нее в груди царит космический холод.

Долг, убивающий протест. Расчет, положивший на лопатки душу.

Какой же тварью нужно стать, что б теплое и человечное в себе убить, ради… хотелось бы сказать, что света. Но если быть точнее — ради возможности выживания большинства.

Неровно нагружены весы Фортуны. Неровно. Но разве из-за того, выбрав меньшее из зол, отпустить ему свои грехи?

Убийца! И наградой ему, самой лучшей — крепкая веревка на шею. Может, хоть там, после, в мире, откуда возврата нет, перестанет мучить совесть. Перестанет сосать пустота под сердцем.

Вся его жизнь — пустота. Вся его жизнь череда потерь. А светлая полоса — недолгие двенадцать лет отрочества, да чуть больше десятилетия, когда растил своих и чужих внуков.

Скупа ему судьба на радость. Вот извела — всего.

Сверкнули глаза внезапно. Поднял голову, расправил плечи, отгоняя тени сомнений, да грозовые тучи черных дум. Тронула улыбка губы, сделав еще больше похожим на снежного волка, седого и мудрого вожака.

Веревка на шею. Но даже об этом он не имел права мечтать. Вспомнился Ордо, морщины на его лбу, усталость в глазах. И его он обязан вытащить из трясины. Так, что б никто не посмел дурного слова вослед бросить его сыну. Уж если не ради самого Аториса, так ради внуков.

И вновь усмехнувшись, словно что — то для себя решив, Да-Деган подозвал Катаки.

— Прежде чем ударить по заводам, — заметил спокойно, — предложи им сдаться.

— Это опасно, — отозвался контрабандист. Это даст им фору.

— Пару минут, не более того, — отозвался Да-Деган ровным голосом. — Но если они капитулируют, у нас будет возможность потешить себя трофеями. Катаки, меня интересует возможность обогатить собственную Гильдию несколькими десятками светлых голов. Хэлдар, конечно, Гений, но короля играет свита, и чем она больше….

— Эти одержимые никогда не согласятся работать на Вас!