Игры сердца (ЛП)

Но даже при объяснениях Дебби Майк не понял ее нелюбви к младшей сестренке.

Сначала он думал, что нелюбовь Дебби была вызвана тем, что Дасти часто отвлекала Майка, когда он приходил к ним домой, чтобы побыть со старшей сестрой. Он должен был признать, что это было неприятно, учитывая тот факт, если бы у него был шанс, он хотел бы целоваться и ласкать Дебби, но не мог этого сделать с оживленным двенадцатилетним ребенком, не дающим ему покоя. Странно, но Дасти, будучи Дасти, всегда быстро справлялась со своим разочарованием или обидой, когда он начинал подшучивать или поддразнивать над ней, она начинала хихикать, обмениваться с ним остротами и шуточками, в этом Дасти была действительно хороша, и просто дурачится. Дебби любила, чтобы внимание было направлено только на нее, поэтому Майк решил, что ей не нравится, что младшая сестра перетягивает внимания Майка на себя. Майк пытался остановить это, но не смог. Дасти была очень привлекательной.

Позже, когда он лишил Дебби девственности, их отношения перешли в другую плоскость, он научился мягко отделять Деб и себя от Дасти. Он был подростком, так что у него были дела поважнее, чем дурачиться с тринадцатилетним ребенком.

Тем не менее, отношение Дебби к своей сестре никогда не менялось, так что он понял, что дело не в этом.

Он так и не понял как, просто подумал, когда Дасти резко изменилась, Дебби всегда видела то, чего не видели другие, пока все не вышло наружу.

Тем не менее в этот раз ее объяснение не удовлетворило Майка. Дасти, стоявшая в задней части похоронного бюро, была уже не той Дасти, которую он видел в последний раз двадцать лет назад. И в ее лице не было ни гнева, ни вызова.

Только боль.

— Если она здесь, значит протестует, — продолжала Дебби, указывая рукой на дом. — Заставляет меня, маму и папу, Ронду, ее детей — всех разбираться, чтобы она могла устроить свою маленькую драму. Ну и к черту. У нас и так достаточно настоящей драмы, с которой нужно справиться. У нее может быть ее воображаемая. Дасти всегда хорошо умела жить в воображаемом мире.

Майк хотел знать, против чего сейчас протестовала Дасти. Он также хотел узнать, какое дерьмо она сказала Дебби о похоронах. И он хотел знать эти две вещи больше, чем было необходимо. Он сразу это понял. И это его раздражало.

Его также раздражало, потому что он не мог отрицать, что Дебби оказалась права. Дасти появилась на службе, но исчезла еще до того, как поговорила со своими скорбящими родителями, сестрой, невесткой и племянниками. Она не соизволила появиться у могилы. И теперь, когда в доме было полно людей, что означало, что через пару часов в доме будет полный беспорядок и его стоит убрать, ее нигде не было.

Улики свидетельствовали, что она не изменилась. Она превратилась из щедрого, любящего веселого ребенка в эгоистичного, угрюмого подростка, сбежав из города, как только представилась такая возможность, предпочитая держаться подальше от семьи. Ее брат умер, его семья, которая была и ее семьей, страдала, а ее не было рядом.

— Прости, милая, — пробормотал он. — Не следовало упоминать об этом.

Ее улыбка была слабой, но искренней, когда она прошептала:

— Если бы ты этого не сделал, я бы не жаловалась. Так что... спасибо.

— Ты знаешь, где я живу, — сказал он ей. — Пока будешь здесь, если тебе вдруг захочется пожаловаться или что-то в этом роде, найди меня.

Ее голова склонилась набок, она изучала его, прежде чем тихо сказала:

— И ты тоже не изменился. Женщина встречает в своей жизни много мужчин. У всех женщин есть свой тип. Хреново, тогда я была слишком молода, чтобы понять, что в твоем лице встретила Хорошего Парня.

Он так и не понял было ли сожаление в ее голосе или ему просто показалось. Но сейчас ему следовало поставить точку в этом деле. Дебби ему нравилась в старших классах. Но с ее сшитым на заказ дорогим костюмом, не стильными, но красивыми, туфлями-лодочками на низком каблуке, минимально накрашенным лицом, коротко подстриженными волосами, что означало, что ей не нужно было тратить драгоценное время на укладку, время, которое она могла бы использовать, чтобы зарабатывать деньги в качестве адвоката, она не была его коньком. Он не мог сказать, что она не была привлекательной. Но мог сказать, по причинам, которые он не понимал и не хотел понимать, она делала все возможное, чтобы скрыть свою привлекательность. Он научился обращать внимание, читать знаки, отсеивать красные флажки и двигаться дальше. Он научился этому на собственном горьком опыте. Дважды. Он не собирался проходить через это снова.

— Спасибо, милая, — пробормотал он, наклонился, коснулся губами ее щеки, затем выпрямился. Даже когда он отодвинулся на несколько дюймов, поднял руку, чтобы сжать ее предплечье, прежде чем продолжить: — Береги себя.