Игры сердца (ЛП)

Майку было все равно. Ей необходимо было прийти в себя.

Поэтому он выдержал ее взгляд и продолжал.

— Я тебя не понимаю, Дасти. Я не понял твоего дерьма двадцать лет назад. Сейчас я его тоже не понимаю. Нет, забудь об этом, сейчас я определенно его не понимаю. Это твоя семья. Они любят тебя, они только что похоронили твоего брата. Серьезно, я хочу знать, и ты, бл*дь, скажешь мне. Что, черт возьми, с тобой происходит?

— Ты издеваешься?! — прошептала она.

— Нет, — ответил он.

— Ты смеешься надо мной, — тут же повторила она другим шепотом.

— Еще раз скажу нет, — тоже повторил он.

Затем, мгновенно, она наклонилась, ее глаза сузились и закричала:

— Ты издеваешься!

Майк открыл рот, чтобы возразить, но Дасти еще не закончила:

— Я не видела тебя двадцать лет, Дэррин, бл*дь, мертв, ты приходишь в мой гостиничный номер и кидаешь мне дерьмо Дебби? Ты что, с ума сошел? — Она вскинула руки, сделала три шага, разделявшие их, и с силой ударила его в грудь. — Ты же знаешь ее. Ты знаешь ее и ее дерьмо. — Она снова подняла обе руки вверх и спросила: — Честное слово, Майк, честное слово, Боже? Ты думаешь, я тут расслабляюсь и кайфую? — Она не стала дожидаться его ответа. Наклонилась и крикнула ему в лицо: — Так вот, нет!

Она сделала два шага в сторону, затем развернулась и начала расхаживать.

В то же время говоря:

— Чертовая Дебби. Дебби! Боже, если бы я не знала, что это убьет мою мать, я бы ввязалась с этой сукой в драку — лупила бы ее кулаками, вырывала волосы, каталась бы по полу, по-настоящему дралась с этой сукой. Боже! — воскликнула она, остановилась и повернулась к нему. — Ронда, естественно, сама не своя, но даже будучи в полном беспорядке, она точно знала, чего хотел Дэррин. Дебби разве кого слушает? — Она снова наклонилась к нему и закричала: — Нет! Ронда сказала, что Дэррин хотел только семью, скромные похороны, ничего особенного и никаких поминок в доме. Он знал, что Ронда не сможет справиться с этим дерьмовым горем и всеми приготовлениями к похоронам. Он знал, черт возьми, все знают, что Ронда вся на нервах, она очень эмоциональная. Он знал, если бы с ним случилась беда, неважно было бы ему сорок четыре или девяносто четыре, она бы все равно не справилась. Поэтому он хотел, чтобы ей было полегче. Он хотел дать нам завершение, в котором мы все нуждались, а затем помогли бы его жене двигаться дальше. Но Дебби, нет, — саркастически протянула она «нет». — «Это неприлично», заявила Дебби. «Город захочет проститься», сказала Дебби. «Дэррин — четвертое поколение фермеров на этой земле, — заявила Дебби, — мы должны соблюдать приличия, черт возьми». Это что Дебби спала с моим братом последние двадцать лет? — спросила она, наклонившись, затем отпрянула и закричала: — Нет! Это Дебби подарила ему двух сыновей? Нет! Разве ей есть хоть какое-то дело до того, чего хотел сам Дэррин? Неужели ей совсем насрать, что было бы легче для Ронды, его мальчиков и, честно говоря, мамы? Нет! Она делает то, что хочет, и затрахает мозги кому угодно, чтобы получить то, что считает нужным. Так что знаешь что, Майк? Она давила и давила, скулила, льстила и играла в свои игры, а мы все были и так на нервах, а еще ее дерьмо, в итоге она получила то, что, бл*дь, хотела.

Она перестала кричать, тяжело дыша, боль застыла в ее глазах с яростью.

Но Майк уже давно осознал свою ошибку. Он осознал. Он увидел ее горе еще в похоронном бюро, его инстинкты кричали ему об этом, но он проигнорировал свои инстинкты и теперь чувствовал себя полным придурком. И он чувствовал себя придурком, потому что вел себя как придурок.

Поэтому он решил сглазить нанесенный ущерб.

— Милая... — начал он, но она покачала головой, отступила назад и продолжила говорить:

— Это еще не самое худшее, Майк. Он хотел, чтобы его кремировали. Дебби сказала «нет». Ронда хотела закрытый гроб. Но Дебби... заявила... — она наклонилась, — «нет».

— Господи, — прошептал он.

— Да, — тут же огрызнулась она в ответ. — Господи. А Ронда очень эмоциональная особа, но не глупая. Мой брат умер, и она сразу же позвонила мне. Она знала, что у нее не хватит сил справиться с приготовлением похорон. Она знала, что Дебби опять покажет свое дерьмо. Ронда знала, чего хотел Дэррин, сказала мне, и я все устроила. Все до последней гребаной детали. Тогда мама, будучи мамой, не умея держать язык за зубами, сообщила об этом Дебби, и Дебби просто слетела с катушек. Она шла по Вашингтону с этой дурацкой штукой, прикрепленной к уху, звонила мне, маме, Ронде, папе, Джорджу Маркхэму, всем. Это мой брат, это Дэррин, — ее голос надломился, горечь сдавила горло. Майк приготовился подойти к ней, но она остановилась, и он остановился: — Я хотела того же, чего хотел он. Я хотела присмотреть за его женщиной, за его детьми.

Ее голос был хриплым, слова требовали усилий, но она продолжала, ей нужно было высказаться, и Майк стоял на месте, позволяя ей высказаться.