Игры современников

Сказав так, я хмыкнул и решил, что вопрос исчерпан. Однако на следующий день после уроков специалисты по небесной механике встретили меня у ворот школы и повели к себе домой. Я перепугался, что опоздаю на занятия к отцу-настоятелю, но они сказали, что обо всем с ним договорились. Он разрешил мне некоторое время рисовать в доме деда Апо и деда Пери. Чтобы убедить отца-настоятеля, сказали они, пришлось показать ему мои рисунки. У меня, сестренка, сердце ушло в пятки от страха, но дед Апо и дед Пери успокоили меня, заверив, что отец-настоятель очень заинтересовался ими. С того дня. – спасибо двум специалистам по небесной механике! – я начал рисовать на огромном листе толстой бумаги. Он был таким огромным, что на панораме, рассказывающей о мифах и преданиях нашего края, нарисовать во всю ширину листа тело Разрушителя было очень трудно. Когда я изобразил великана размером в две циновки, он получился похожим на огромную цистерну, а не на величественного Разрушителя, который был мне так дорог, но потом дело пошло лучше. Мне хотелось в мельчайших подробностях передать каждую сцену, представляющую собой «воспоминание о том, что было до рождения», и огромный лист бумаги позволял сделать это. Чтобы посмешить деда Апо и деда Пери, которые, стоя рядом, следили за моей работой, я с особым тщанием выводил человека с глазом в заду, огромную голую женщину, заключенную в пещеру, ту же женщину, превратившуюся в карлицу... Но, продолжая работу над рисунком, я день за днем испытывал все большую внутреннюю неудовлетворенность. Пока я рисовал то, что относилось к периоду созидания и Веку свободы, дело шло хорошо. Но я не знал, как изобразить то, что происходило с периода деятельности Мэйскэ Камэи до пересмотра поземельного налога. У колен Разрушителя, занимавшего всю нижнюю часть огромной картины, я оставил место для пятидесятидневной войны. Дед Апо и дед Пери становились все более мне симпатичны, и я терзался угрызениями совести, что скрываю от них некоторые мифы и предания нашего края. Продолжая рисовать бесчисленное множество людишек величиной с горошину, я старательно изображал то, что относилось к периоду созидания и Веку свободы, но окончить картину до того, как отец-настоятель возобновил со мной занятия, мне так и не удалось.

Отец-настоятель воспитывал меня, ребенка, в течение часа ежедневно, включая воскресенья, и сносить это было нелегко. При первой встрече с дедом Апо и дедом Пери он проявил к ним особую доброжелательность, а вот во время занятий со мной бывал нетерпелив и угрюм. Уставившись на меня своими глубоко посаженными глазами, точно спрятавшимися под огромным выпуклым лбом, который, когда отец-настоятель опускал голову, нависал, как выдвинутый ящик комода, он что-то невнятно бормотал, прожевывая пищу: терять время на еду ему было жалко. Громко и отчетливо он произносил лишь свою обычную присказку: Нужно слушать так, будто то, чего даже быть не могло, действительно было. Понятно? За этим следовало мое «угу», после чего я опять умолкал, а он начинал нудный, нескончаемый пересказ легенд нашего края. В какой-то момент отец-настоятель, подняв голову и обнаружив вдруг, что перед ним сижу я, удивленно хлопал глазами. (Его морщинистые веки напоминали шторки затвора большого фотоаппарата!) Он тут же приказывал мне своими словами пересказать услышанное и, вскинув подбородок, терпеливо ждал, когда я начну.

Вдыхая запах, исходивший от сидевшего с печальным лицом отца-настоятеля – так пахнет обычно старая мебель, – стараясь не смотреть на его густо поросшие бурыми волосами уши, из которых, казалось мне, и шел этот запах, я зябко поеживался, ощущая разливающуюся по телу слабость. Отчаянно стремясь преодолеть ее, я припоминал что-нибудь смешное и, уже отталкиваясь от этого, начинал пересказывать легенду.

– Комик, да и только! – махнув рукой, говорил обычно отец-настоятель, стараясь этими словами оправдать свой смех.

Когда дед Апо и дед Пери присутствовали на наших занятиях, я паясничал еще нахальнее, но уже из других побуждений. Мне было стыдно учить при них предания нашего края, да и отец-настоятель перед этими настоящими учеными поневоле вел себя со мной иначе. Мой дурашливый пересказ деяний Разрушителя растревожил деда Апо и деда Пери, будто они сами окунулись в мифы и предания деревни-государства-микрокосма. Желая, чтобы я изменил свое отношение к этому мифу, они выговаривали мне: