Игры тестостерона и другие вопросы биологии поведения

Крёбер подчеркивал, что даже самые буйные шаманы обычно не выглядят как те, кого бы мы сейчас назвали шизофрениками, совершенно психически дисфункциональными. Он заметил, как даже в традиционных обществах мало ценят кого-то, кто все время считает себя деревом и ведет себя как дерево. Побочным эффектом моих собственных исследований в Восточной Африке стало наблюдение, что в традиционных обществах шизофрения вызывает не меньше страха и нетерпимости, чем в нашем. Но это не шаманы, чей психоз управляем. Шаманы слышат голоса в моменты кризисов, а не все время. Они ревут на незнакомых языках во время ритуала, а не когда все затаились на охоте. «В целом психопатологии, которые вознаграждаются у примитивных народов, – это не острые и не длительные формы заболеваний», – писал Крёбер. За годы до изобретения термина «шизотипический» Крёбер связал шаманов с этой категорией, а не с шизофренией.

II. Эволюция государственных праздников в западных обществах

Радин и другие выдвинули психопатологическую теорию шаманизма, согласно которой мягкие формы шизофрении ведут человека к высокоадаптивной роли шамана в традиционном обществе. Выражаясь современными терминами, шизофрения и шизотипическое расстройство личности лежат на генетическом континууме: преимущества легкого расстройства достаточны, чтобы в человеческом генофонде сохранялся этот признак, включая и неадекватный шизофренический вариант. Проще говоря, редкие кузены-шизофреники – эволюционно приемлемая цена за неиссякаемый запас шизотипиков.

Эжен Делакруа, «Борьба Иакова с ангелом» (фрагмент), 1853–1861

Подобные рассуждения несли в себе подтекст, ошибка в котором и составляет суть этой главы. В некоторых кругах есть склонность в обсуждениях наших интеллектуальных предшественников (то есть мертвых белых мужчин) использовать в весьма менторском тоне современные стандарты культурного многообразия и модные словечки. Зачастую это просто политкорректная болтовня. Но невозможно не содрогнуться при мысли, сколько расизма лежит в основе всей истории социальной антропологии.

Многие из упомянутых мыслителей старательно отмечали, как психопатология шамана относится исключительно к людям с кольцами в носу. Из приведенных выше цитат видно, что в основе всех этих рассуждений лежит понятие «примитивность». Радин соединил свои безапелляционные суждения с псевдоматематическим подходом, утверждая, что существуют количественные корреляции между «простотой» общества и долей полубезумцев среди шаманов. Мое любимое изложение – в работе Крёбера, в которой он писал о шаманах-психотиках как о признаке «низких культур», в противоположность высоким культурам, где такого нет. К концу статьи он пускается в пламенные гуманистические сетования на расизм предшественников-антропологов и их этноцентризм в навязывании западных стандартов прогресса. А выговорившись, Крёбер напрямую связывает «прогресс» общества с отказом от шаманской чуши и сопутствующей ей путаницы между реальностью и психотической субъективностью. «Я убежден, что существует истинная связь между определенными симптомами, заслужившими название психопатологических, с одной стороны… и степенью культурного развития или прогресса – с другой».

Некоторые современники критиковали подобный расизм. В 1946 году Акернехт порицал утверждение, что «примитивная» религия не что иное, как организованная шизофрения, заявляя, что породить эту идею могло лишь колоссальное тщеславие нашей собственной культуры. Мне кажется, что Радин и Крёбер были неправы, разделяя «примитивное» богословие и наше собственное, – но не были не правы в том смысле, в котором предполагал Акернехт. Он, по сути, сказал: «Как вы смеете предполагать, что богословские системы их культур пронизаны психически сомнительной путаницей между субъективностью и реальностью?» Их богословские системы, бесспорно, пронизаны этой путаницей. Но западные общества в этом плане от них ничем не отличаются. Это неотъемлемое свойство религиозной веры как таковой.