Игры в космосе: Освобождение

Белое облако не источало запах гари. От него не хотелось кашлять. Оно вообще не имело никаких запахов. Облако накрыло Карла в тот момент, когда бледная сфера исчезла после соприкосновения с зеркальной поверхностью. Резко пошёл дождь. Дождевые капли бледно-оранжевого оттенка окропили лицо Карла, его руки и плечи. Карл вытянул сначала одну руку (второй надо было держаться за плеть). Он видел свою ладонь, обтянутую красной сталью. Затем сменил её другой, пошевелил пальцами. И эту он видел. Надо же, вот чудеса! Карл улыбнулся, радостно, как ребёнок, и взглянул вверх. А наверху облако, плачущее дождём. Как это было просто и по-земному, словно он и не в космосе был, не на чужой планете.

Он вспомнил, как они с Ольгой любили гулять под дождём, держась за руки. Она стояла точно также, как и сейчас Карл, разглядывая дождевые облака, ловила кончиком своего носа капли. До чего она казалась милой. От этих мыслей Карлу хотелось плакать и смеяться одновременно. Ну надо же, как бывает в жизни: он есть, а её нет. Но если бы она была рядом, то испытывала такое же чувство, как и он. Ведь он смог доиграть до конца. У него получилось. По его жилам будто бы растекалось бесконечное счастье. И лёгкость. Как после тяжёлой борьбы. Словно что-то его отпустило.

Хотелось жить. Хотелось снова играть. Хотелось… Много чего хотелось.

Карл оглядел трибуны. Там творилось нечто невообразимое: визги, да такие, что хоть уши затыкай, пляски на месте и ещё чёрт знает что. Уже не разобрать ни пришельцев, ни землян.

«Карл! Карл! Карл!»

И так со всех сторон. Карл продолжал наслаждаться своим счастьем, до чего оно было огромным и практическим бесконечным.

Где-то в этой неразберихе плакала худенькая девушка, вытирая слёзы рукавом своего скафандра. Это была Алина.

Зеркальная поверхность исчезла, Карл спрыгнул со своей плети на поверхность арены. Взглянул на Куррка. Тот сидел на золотистой сфере и пинал ногой соседнюю. Да, с проигрышем надо как-то смириться, и лучше всего с достоинством. У Куррка это получалось: никаких истерик и завываний, как обычно бывало с игроками, его лицо просто выражало полное недоумение, как вообще такое произошло.

Затем Куррк вскочил со сферы и крикнул Карлу:

– Ты понял, культяпковидный, что означает твой символ в последнем раунде?

– Не успел. А ты?

– Аналогично.

– Значит, подумаем на досуге, – Карл приблизился к своему противнику, похлопав его по узкому плечу.

Куррк кивнул. Карл продолжал наблюдать за Куррком. Тот не мог устоять на одном месте, когда нервничал. А сейчас он нервничал особенно. Ходил туда-сюда, поджимал губы. Бросал вопросительные взгляды на Карла, хотел что-то сказать, и не говорил. У Карла впали щёки, лицо приобрело землистый оттенок, а в глазах проглядывалась глубокая усталость. Игры выкачали из него всю энергию.

– А что было в твоём коконе, щупальцевидный? Чего ты хотел получить? – задал ему вопрос Карл.

Куррк остановился, выдавил смешок, затем, подняв на Карла хитро сощуренные глаза, ответил:

– Ну знаешь ли, пусть это останется моим секретом.

Карл зашёлся в громком смехе. Ну какие ещё могут быть секреты? Куррк наверняка загадал новенький двухместный космолёт, чтобы кататься к своей пуззанке. Она почти такая же, как Куррк, вот только вместо ног у неё щупальца. От смеха виски Карла запульсировали, боль пронзила черепную коробку будто бы насквозь. Карл сильно зажмурил глаза.

Через три часа он умер.

***

Карл и Куррк знали друг друга уже более десяти лет. Когда впервые Куррк победил Карла на играх, Карл поклялся, что теперь всегда будет преследовать его на арене. Куррку понравился вызов землянина, и он его принял. С тех пор между ними возникло подобие противостояния на арене и дружбы в жизни. Они оба были хорошими игроками и любили пуззанскую кухню, особенностью которых являлись жареные механические тараканы, после попадания в желудок ползающие по его стенкам до полного переваривания. Лакомство не для слабонервных, ведь это вызывало нервную щекотку внутри самого тела.

Около двух с половиной лет назад Карлу диагностировали опухоль головного мозга. Он почти не чувствовал правую ногу, бредил, говорил с трудом, терял слух и зрение. Карлу пришлось уйти с работы. Он трудился инженером на заводе, изготавливающем переговорные устройства, необходимые для связи с другими цивилизациями. Теперь Карл почти не выходил из дома. Врачи говорили, что жить ему оставалось год или в лучшем случае два.