Игры в вечность

И тогда, уходя, он долго стоял на пороге, прощаясь. Вдруг спохватился, побежал, зачем-то смахнул со стола пыль, аккуратно застелил кровать, полил из желтенькой леечки цветы на окне… за шторой притаилась банка с кистями… две в краске, совсем засохли, размочить бы… эх… рука сама скользнула по стопке разномастных подрамников, столпившихся у стены… эх, давно он… давно, да и не к чему теперь. Отвернулся, вышел, поспешно щелкнул в двери ключом, потом долго ждал громыхающий лифт, но плюнул, пошел вниз пешком. Зачем-то достал газету из ящика, покрутил в руках и сунул назад.

На улице было холодно, самый конец октября, и первые мокрые снежинки безжалостно били в лицо колючими иглами, а лужи подернулись инеем у краев. Деревья стояли почти голые, озябшие, серые… красный краплак рябины ярким пятном мазнул поперек грязной слякотной сепии…

Корноухий дворовый пес равнодушно смотрел из-за угла, а люди – они как всегда спешили, все по своим делам, даже не замечая, хрустя последним ссохшимся листом. Тогда он достал из кармана ключи и вдруг размахнулся, со всей силы, забросил подальше, в осенние лужи, в грязь. Брызги… Корноухий лениво проводил взглядом и пошел посмотреть, понюхал. Эмеш вдруг испугался – принесет. Нет, не принес – дворовый пес не умеет играть. Раз бросили, значит всерьез, насовсем. Теперь он не вернется.

Теперь у него есть только этот мир, не настоящий, сказочный, чужой мир. И за него придется сражаться, с демонами. Сказка? Бред? Правда?

– Думаешь, мы справимся? – спросил, без особой надежды. Атт глянул на него, скрипнул зубами.

Он-то хочет вернуться, его дом – его ждет, но ответственность тяжелым грузом давит на плечи. Ничего, Атт сильный, он справится.

– Не знаю, – твердо сказал владыка небес, и в голосе ясно зазвенела каленая сталь, – но пока я еще что-то могу, я буду сражаться. Сначала как человек – до конца. Потом, если повезет, как бог – одним ударом.

Невысокий, лысый старик, несчастный, больной и уставший. Грозный владыка небес, мечущий грозовые перуны. Воин, твердо решивший идти до конца. И сражаться. Пока еще жив – до конца! За свой мир, за своих человечков, которые ему как дети… Эмеш смотрел на него и пытался понять, какой Атт настоящий, какой он на самом деле. Старик? Бог? Суровый воин? Такой может, не хуже Утнапи…

– Как там моя дочь? – тихо спросил воин. Эмеш вздохнул резко, зажмурил глаза.

– Ничего, жива… Что тут еще скажешь? После всего.

– Ты не думай, Сар, я бы ее не бросил, не оставил бы в Иларе. Но сначала хотел попробовать справиться с демонами сам, они ведь будут охотиться за ней. В Иларе безопасней.

Эмеш до хруста стиснул челюсти. В Иларе безопасней… Вспомнился Думузи, который… впрочем, он уже давно перестал что-либо понимать. Он хотел как лучше… Глупый заигравшийся бог, наивный, все бегает, суетится, играет в детектива, Холмса или там Пуаро, а может старушку Марпл, милую старушку, платье в горошек и теплые чулки… старушка расследует преступление – демоны, видите ли, на свободе, старушка спасает мир, размахивая старым зонтом, она конечно найдет и спасет… Вдруг стало стыдно – все не так. Лучше поговорить о чем-то другом.

– Так что будем делать, Мариш? Там бабочки.

Атт глянул на него, и все же выпил свой бокал, одним махом, поморщился, чуть мотнув головой.

– Причем тут бабочки…

Бабочки не при чем, понимал Эмеш, он и сам это видел прекрасно. Бабочки лишь часть чего-то большого, осколки ломающейся скорлупы, или частички мрака… даже без бабочек…

– Небо гудит, – сказал Атт, – я все пытаюсь его успокоить, но не выходит. Не знаю как. Такое чувство, что оно скоро треснет. И я не знаю, что будет тогда.

Мир становится реальным, он готов вылупиться, избавится от игрушечного небесного свода, о который бьются головой птицы, и еще Утнапи этот, крылатый… мир уже готов разойтись ввысь и вширь, расплеснуться морями, подняться к облакам снежными вершинами гор. Только сначала он треснет по швам, и тысячи тысяч жизней полетят в пропасть. Уцелеют ли они сами? И что будет потом? Атт потянулся к бутылке, налил и выпил еще, на этот раз не морщась.

– Ну, так как ты?

– До конца, – вздохнул Эмеш, прекрасно видя, как его голова уже бесстыдно торчит на острие кола, и жирные изумрудные мухи ползают, деловито потирая лапки. – До конца.

– Скажи, Сар, – спросил Атт, когда они сидели на открытой веранде и обсуждали предстоящую войну, – ты сам нашел ты дверь, или тебе показали?

– Какую дверь?

– Ту, в лабиринте.

2

Эмеш остался один.

Кажется, даже свет немного ослаб… впрочем, он не вполне был в этом уверен…

Лабиринт, больше похожий на храм, на вершине какой-то горы. Их всех привели сюда, но внутрь пускали только по одному. Если сможешь пройти его до конца и найти выход, значит сможешь все. Экзамен на бога.

Тишина. Ни один звук снаружи не в силах был пробраться сюда, сквозь толщу стен и пустоту сотен комнат. Даже звуки шагов и дребезжанье разноцветных бубенчиков его недавних провожатых стихло, как только они скрылись за дверью. Словно они просто растворились там. Может быть, они знают какой-то тайный ход, надо будет попытаться его найти – вдруг повезет.