Игры в заботу

— Я их заберу, — сказал дядя Вернон, быстро вставая из–за стола и удаляясь вслед за хозяйкой.

* * *

— Дорогой, не лучше ли нам будет вернуться? — робко поинтересовалась тетя Петунья спустя несколько часов, но дядя Вернон, похоже, ее не слышал.

Дядя Вернон завез нас в чащу леса, вылез из машины, огляделся, потряс головой, сел обратно, и мы снова двинулись в путь. То же самое случилось посреди распаханного поля, на подвесном мосту и на верхнем этаже многоярусной автомобильной парковки.

— Папа сошел с ума, да, мам? — грустно спросил Дадли после того, как днем дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер нас в машине, а сам куда–то исчез.

Я впервые был согласен со свиньей.

Но, в любом случае, я начал понимать, что являюсь садистом. Я получал удовольствие, наблюдая за тем, как тетя и дядя пытаются оградить меня от прочтения писем, чье содержание мне давно известно. Мне иногда даже хотелось засмеяться в голос от того, что я видел.

Но я не могу. Мне нужно играть и тогда удовольствие, возможно, растянется.

Начался дождь. Огромные капли стучали по крыше машины. Дадли шмыгнул носом.

— Сегодня понедельник, — запричитал он. — Сегодня вечером показывают шоу великого Умберто. Я хочу, чтобы мы остановились где–нибудь, где есть телевизор.

«Значит, сегодня понедельник», — подумал про себя я, вспоминая кое о чем. Если сегодня был понедельник — а в этом Дадли можно было доверять, он всегда знал, какой сегодня день, благодаря телевизионной программе — значит, завтра, во вторник, мне исполнится одиннадцать лет. Конечно, нельзя сказать, что у меня были веселые дни рождения — например, в прошлом году Дурсли подарили мне вешалку для куртки и пару старых носков дяди Вернона.

Но я думаю, что этот день рождения все же будет лучше остальных. Все же до него, а может и после, но уже совсем близок момент, когда мне предстоит уехать от надоедливой семьи в мир, где мне, наверное, будут рады.

Дядя Вернон вернулся к машине, по лицу его блуждала непонятная улыбка. В руках он держал длинный сверток, и когда тетя Петунья спросила, что это он там купил, он ничего не ответил.

— Я нашел превосходное место! — объявил дядя Вернон. — Пошли! Все вон из машины!

На улице было очень холодно. Дядя Вернон указал пальцем на огромную скалу посреди моря. На вершине скалы приютилась самая убогая хижина, какую только можно было представить. Понятно, что ни о каком телевизоре не могло быть и речи.

— Сегодня вечером обещают шторм! — радостно сообщил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку.

Дядя Вернон кивнул на семенящего к нам беззубого старика, который злорадно ухмылялся, показывая на старую лодку, прыгающую на серых, отливающих сталью волнах.

— Я уже запасся кое–какой провизией, — произнес дядя Вернон. — Так что теперь — все на борт!

В лодке было еще холоднее, чем на берегу. Ледяные брызги и капли дождя забирались за шиворот, а арктический ветер хлестал в лицо. Казалось, что прошло несколько часов, прежде чем мы доплыли до скалы, а там дядя Вернон, оскальзываясь на камнях и с трудом удерживая равновесие, повел нас к покосившемуся домику.

Внутри был настоящий кошмар — сильно пахло морскими водорослями, сквозь дыры в деревянных стенах внутрь с воем врывался ветер, а камин был отсыревшим и пустым. Вдобавок ко всему в домике было лишь две комнаты.

Приобретенная дядей Верноном провизия поразила всех — четыре пакетика чипсов и четыре банана. После еды — если это можно было назвать едой — дядя Вернон попытался разжечь огонь с помощью пакетиков из–под чипсов, но те не желали загораться и просто съежились, заполнив комнату едким дымом.

— Надо было забрать из гостиницы все эти письма — вот бы они сейчас пригодились, — весело заметил дядя Вернон.

Дядя пребывал в очень хорошем настроении. Очевидно, он решил, что из–за шторма до нас никто не доберется, так что писем больше не будет. Я в глубине души был с ним согласен, хотя меня совсем не волновало то, дойдут письма или нет.

Сейчас гораздо важнее было то, что Зелелу это место понравилось даже больше, чем дом на Тисовой улице.

— Гарри, как такое может не нравитьс–с–ся? — в его гоосе слышалось удовольствие. — Тут так уютно… С–с–сыро, темно и прох–х–хладно… — говорил он мне это тогда, когда я остался один на пару минут. После этого змей задремал, что немного странно.

Я вспомнил, что примерно такие условия были в террариумах зоопарка. Что же, друзья, акция «Почувствуй себя змеей» началась, чур я сплю возле вентиляционной решетки.

Ой, тьфу, окна.

Как только стемнело, начался обещанный шторм. Брызги высоких волн стучали в стены домика, а усиливающийся ветер неистово ломился в грязные окна. Тетя Петунья нашла в углу одной из комнат покрытые плесенью одеяла и устроила Дадли постель на изъеденной молью софе. Они с дядей Верноном ушли во вторую комнату, где стояла огромная продавленная кровать, а мне пришлось улечься на пол, накрывшись самым тонким и самым рваным одеялом.