Читаем Игры желтого дьявола полностью

Однако Родику не составляло труда понять истинные побудительные причины происходящего, которые вначале настораживали, а последнее время вызывало неприятие. Поэтому когда-то беспристрастные записки для Комиссии стали приобретать вид аналитических отчетов, в которых Родик делал неутешительные выводы о возможных путях развития страны.

Общение Родика с Комиссией после его поездки в Италию проходило по прямым каналам без участия Евгении Григорьевны. Поэтому Родик, памятуя последний разговор в театре, не настаивал на встречах или иных контактах. Он только внимательно следил за ее публичной деятельностью, центральное место в которой стали занимать пацифистские и правозащитные аспекты военного противостояния в Чечне.

Эта тема особенно волновала общество после неудачного штурма Грозного и последовавшего за этим бомбового удара. Конфликт грозил перерасти в войну. Родик же, вспоминая последствия нейтралитета двести первой дивизии в Таджикистане, в целом одобрял действия правительства, но никак не мог понять причину фиаско регулярных войск. Мнений по этому поводу в клубе высказывалось много, как, впрочем, и о причинах самого конфликта. Одни полагали, что это отвлекающий маневр, позволяющий «выпустить пар» социальной напряженности и одновременно «бросить кость» имперским амбициям ряда вновь образованных партий. Такое предположение вполне оправдывало странные действия армии, переводя их в ранг умышленного фарса. Другие резко возражали, обсуждая хитросплетения клубка глобальных, региональных и местных причин. Третьи вспоминали девятнадцатый век, Кавказскую войну и депортацию сорок четвертого года, пытаясь провести соответствующие параллели и осуждая тупость современных военачальников. Многие объясняли все материальной заинтересованностью верхушки бизнеса и генералитета, желающих откусить от чеченского пирога, начиненного деньгами от афер с подложными авизо и продажи каспийской нефти.

Вне зависимости от противоречивых гипотез российское общество раскололось на две противоборствующие части – сторонников и противников военных действий. Об этом спорили и на кухне хрущевок за рюмкой водки, и в будуарах элиты за коньяком с сигарой. Нейтральной пыталась оставаться только четвертая власть, выкидывающая на суд общественности взаимоисключающую информацию.

Евгения Григорьевна была в центре событий, ее цитировали правозащитники, она выступала на различных форумах, собраниях и, как стали называть, круглых столах, заняв крайнюю оппозицию к правительству, безоглядно оправдывая действия чеченцев, ведущих, по ее мнению, освободительную борьбу в условиях катастрофических нарушений прав человека.

Похожее мнение, судя по получаемой Родиком корреспонденции, сложилось и у Комиссии, а его суждения подвергались мягкой критике.

Поэтому просьба Евгении Григорьевны о встрече показалась Родику закономерной. Он предположил, что она хочет что-то пояснить с целью изменения его мнения. Послушать ее было интересно, и Родик, отложив все дела, согласовал встречу на полдень следующего дня.

Встреча состоялась в том же особнячке, где они и познакомились. Родик без труда нашел нужную квартиру и, не обнаружив звонка, постучался. Дверь тут же открылась, и в проеме возник мужчина средних лет, интеллигентное лицо которого показалось Родику знакомым.

– Добрый день, – произнес Родик, поняв, что не раз видел его в телевизионных передачах по поводу различных политических дебатов.

Тот, протянув руку для приветствия, представился:

– Лев Николаевич.

– Очень приятно, Жмакин.

– Проходите, пожалуйста, Родион Иванович. Курточку вот сюда вешайте… Чем вас угостить? Чай, кофе?

– Спасибо, ничего не надо. Куда проходить?

– Вот сюда, пожалуйста. Устраивайтесь. Евгения Григорьевна будет через несколько минут.

Родик подумал, что ничто тут не изменилось, и, войдя в знакомую с прошлого раза комнату, устроился в том же кресле около журнального столика. Пока он усаживался, появилась Евгения Григорьевна с неизменной сигаретой в руке:

– Родион, здравствуйте. Рада вас видеть.

– Взаимно, Евгения Григорьевна. Как дела? – встав, ответил Родик.

– Дела… Какие тут дела? Рабы не могут понять, что такое свобода. Устала объяснять.

– Вы же уверяли меня, что «правильным курсом идете, товарищи», – почему-то вспомнив Александра Николаевича и шутливо по-ленински грассируя, заметил Родик.

– Все меняется. Не в лучшую сторону. Хотели попасть в элитный клуб, а оказались в холуях у колониальной администрации. Был шанс, и он упущен. Рабскую идеологию народу победить в себе не удалось, а руководство занялось любимой русской игрой – воевать, уничтожать, делить и подавлять. Бездарные и бессмысленные авантюристы. Ельцин не смог противостоять слиянию капитала, криминалитета и чиновничьего беспредела. Теперь свертывание демократии неизбежно.

– На такие глобальные выводы вас натолкнула ситуация в Чечне? Еще недавно вы были полны надежд.

– Ситуация… Дикое проявление подавления прав и свобод.

– Я так не думаю. Идет всего-навсего полицейская операция. Чеченцы распоясались…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза