Игры зверей

Прежде чем приступить к работе по защите теплиц от приближающегося тайфуна, Кодзи и Тэйдзиро весь следующий день занимались погрузкой растений в грузовик, который регулярно присылали в «Оранжерею Кусакадо» из Токийского ботанического сада.

На полуострове Идзу было много тепличных хозяйств, получавших из Токио прямые заказы. Директор ботанического сада посоветовал Юко обосноваться в Иро из-за удобного местоположения: через деревню проходил маршрут, по которому грузовик объезжал хозяйства, заключившие контракт.

«Оранжерея Кусакадо» получала от ботанического сада фиксированный ежемесячный платеж, что позволяло вести дела, не опасаясь изменения цен на рынке и конкуренции с поставщиками лиственных растений из Осаки или токийскими цветоводами, разводившими розы.

Трехтонный грузовик ботанического сада заезжал в оранжерею два-три раза в месяц, забирал товар, а потом привозил пятьдесят-шестьдесят контейнеров с растениями. В зависимости от сезона иногда привозили до сотни контейнеров. Летом это были в основном лиственные растения и орхидеи. Конкурировать с продукцией из района Дэн-эн-Тёфу «Оранжерея Кусакадо» не могла, и Юко морем отправляла в Нумадзу растения подешевле – например, глоксинии. Их вынимали из контейнеров, упаковывали в коробки, а затем Кодзи отвозил все на тележке в порт.

Грузовик медленно, с огромным трудом вполз вверх по склону холма и остановился перед входом в оранжерею. Юко всегда заботилась о водителях, делала им подарки – итальянские галстуки и английские носки Иппэя – и высокопарно поясняла, где они произведены.

Когда приходило время отправлять новую партию, Кодзи охватывала грусть. Ему было жаль расставаться с растениями, которые он заботливо выращивал. Цимбидиум с листьями, похожими на пампасную траву[26], отличался изяществом, свойственным «болезненной красоте», благодаря особой, характерной для орхидей форме цветков – они словно парили в воздухе, как внезапное видение, – а также бледно-лиловым лепесткам и похожей на приоткрытые губы сердцевине с разбросанными на желтом фоне фиолетовыми крапинами. Европейские орхидеи в той или иной степени производят такое же впечатление.

Бледно-красные соцветия дендробиума даже не пытались прикрыть свое темно-пурпурное нутро – наоборот, без всякого стеснения выставляли его напоказ. Антуриумы с Гавайских островов, ярко-алые, как синтетическая смола, вытягивали вверх шершавые кошачьи языки. Тигровый хвост, чьи блестящие твердые листья, темные в крапинку и с бледно-желтой окантовкой по краям, формой напоминали морскую капусту. Сортовой каучуконосный фикус с крупными овальными листьями, ананас, ощетинившийся грозными жесткими листьями с поперечными черными полосками, веерная пальма, усыпанная глянцевыми листьями на тонких волосатых стволиках…

Все они лишились опеки Кодзи и теперь выстроились рядами в грязном кузове, чем-то похожие на стайку замерзших, притихших проституток, которых арестовала полиция. Кодзи фантазировал о местах, куда судьба забросит эти цветы и листья. Он представил себе ошеломляюще необъятное и причудливое, беспросветно-темное пространство, где все эти цветы и листья свисают, как маленькие ленточки, прикрепленные там и сям. Цветы в нем – не более чем карикатура. Вместе с листьями они, подобно микробам, растворяются в пространстве, проникая повсюду без разбора и касаясь всего: прагматичной чувствительности, лицемерия, мира и порядка, тщеславия, смерти, болезни…

Заполнив грузовик, Кодзи сложил упакованные глоксинии на тележку и поспешил в порт, чтобы успеть к последнему катеру. Небо постепенно затягивалось облаками, поднялся ветер.

Кодзи отнес растения на катер и понаблюдал, как тот отчаливает. Он заметил, что канаты пришвартованных неподалеку рыбацких баркасов скрипят пронзительнее и громче обычного. Причал, где стоял Кодзи, был залит солнечным светом. На западе лучи пробивались сквозь узкую бледно-голубую расщелину в плотных облаках. Вдалеке, в небольшом окне чистого неба, безмятежно проплывали сияющие облака. Кодзи как будто смотрел на картину в раме. Формой облака напоминали наполненные светом плетеные корзины.

Вернувшись в оранжерею, Кодзи застал там встревоженного Тэйдзиро. Тот услышал по радио, что тайфун приближается гораздо быстрее, чем ожидалось. Решив работать всю ночь, они приступили к сложной задаче: закрепили на оконных рамах теплиц заранее подготовленные большие листы фанеры, а затем дополнительно защитили стекла, повесив сверху соломенные циновки.

После того, что произошло ночью, Юко избегала Кодзи и старалась с ним не разговаривать. Это мешало делу, но Кодзи продолжал усердно трудиться, не жалуясь, как брошенный без присмотра ребенок, полностью поглощенный поставленной перед ним задачей.

Такое отстраненное состояние было необходимо Кодзи, чтобы он мог видеть в своей работе какую-то пользу. Подгоняемый ветром, который к вечеру еще окреп и приносил с собой капли дождя, он находил удовольствие в честном молчаливом труде. Такая работа была даром свыше; в тюрьме она спасала заключенных от мыслей об их тяжкой доле.