Ночь шла своим чередом. Продвигаясь быстрее, чем ожидал, Кодзи принялся за крышу последней теплицы. Взобравшись наверх по лестнице, он уселся на конек крыши, чтобы не раздавить стекла, и взялся за длинный фанерный щит, который передал ему снизу Тэйдзиро.
Чтобы легче было работать, в теплицах зажгли все флуоресцентные лампы, и их яркий свет придавал саду потусторонний вид. В небе, сталкиваясь друг с другом, громоздились густые тучи. Глядя себе между ног, Кодзи рассматривал цветы в теплице. Там было светло и тихо, закрытая дверь не пропускала внутрь ветер. Кодзи показалось, что прежде он ни разу не видел таких независимых цветов – они тихо дышали ночным воздухом и не замечали пристального взгляда человека. Более того, своими яркими красками цветы и листья, неподвижно теснившиеся в безлюдной теплице, создавали ощущение опасности.
Ловко балансируя под порывами ветра пополам с дождем, как моряк на верхушке мачты, Кодзи отточенными ударами вбивал один гвоздь за другим, затем менял позицию и приколачивал к раме следующий лист фанеры. Теплый ветер разносил по округе звонкий стук молотка. Кодзи подумал, что сейчас порыв ветра бросит ему в лицо гроздь дождевых капель, но дождь поредел и падал теперь на верхушки мимоз. Кодзи чувствовал, как мрачное, бурное небо давит на него сверху. Ветер наделял сознание Кодзи невероятной эмоциональной свободой и словно уносил в безбрежную даль все его слова. На манер профессионального плотника он зажал губами несколько гвоздей. Неописуемо сладкий вкус стали. Чувство свободы почти ужасало.
Кодзи заметил, что с веранды в сад спускается одетая в свободные брюки Юко. При виде пребывавшей в дурном настроении хозяйки чувство свободы вмиг улетучилось. Было за полночь, и обычно в это время они с Иппэем уже ложились спать. В руках Юко держала по бутылке кока-колы. Похоже, она хотела наградить работников за усердный труд. С Кодзи она по-прежнему не хотела разговаривать, поэтому обратилась к Тэйдзиро, но ее громкие слова подхватил и унес ветер, так что до Кодзи долетели лишь обрывки:
– Спасибо за работу. Может, прервешься ненадолго? Чем-нибудь помочь?
При этих словах внезапный порыв ветра сорвал с ее головы небрежно накинутый шарф и, подняв его высоко в воздух, забросил на угол стеклянной крыши прямо перед Кодзи. С непокрытой головой и развевающимися, как языки пламени, спутанными волосами, Юко напомнила ему красивого зверя.
Она не смогла удержать шарф, потому что держала бутылки с колой. Поставив их у входа в теплицу, Юко подняла руки. В свете из теплицы половина ее лица казалась бледной. Юко запрокинула голову и впервые обратила неулыбчивый взгляд на Кодзи, будто в молитве.
Кодзи протянул руку и взял шарф. Тончайший черный жоржет был вручную расписан золотыми узорами в виде плюща. Он выплюнул гвозди, завернул их в шарф и крикнул:
– Я сейчас брошу! Внутри груз, отойди!
Юко кивнула – она внимательно следила за действиями Кодзи. С легким восхищением она смотрела, как на фоне взбудораженного ночного серого неба сидящий на крыше теплицы юноша приготовился к броску и ветер треплет его одежду.
Шарф свернулся черным комком и упал на бетон перед теплицей. Юко подошла и осторожно, точно к незнакомому предмету, протянула к комку руку. Вытряхнула гвозди, провела рукой по волосам и теперь уже крепко завязала концы шарфа под бледным подбородком. Потом выпрямилась, помахала рукой оседлавшему крышу Кодзи и впервые с прошлого вечера улыбнулась ему.
Кодзи сжал затянутыми в джинсы ногами стеклянные скаты крыши, старясь не слишком давить, и словно приклеился к ним. Улыбка Юко показалась ему эгоистичным знаком примирения.
Тайфун наконец покинул западную часть Идзу. Кодзи долго спорил с Тэйдзиро, стоит ли снимать с теплиц все защитные листы, которые они установили с таким трудом. В конце концов решили оставить половину, ведь растениям нужен свет. Но и новый тайфун мог прийти в любое время.
Несколько дней спустя, после полудня, Кодзи отправился с цветами в храм Тайсэндзи. Утром Юко попросила его отнести. Ему почему-то захотелось повидать настоятеля, который всякий раз, когда он наведывался в храм, предлагал задержаться и угощал чаем. Затем он приглашал Кодзи сесть на подушку на веранде, выходившей в задний сад, где всегда гудели медоносные пчелы.
Настоятель Какудзин ни о чем не расспрашивал, но, глядя на Кодзи, видел покрасневшие от недосыпа глаза, улавливал суетливую напускную веселость и понимал: с юношей что-то происходит.
Кодзи, конечно, ничего говорил. Он пришел не ради разговоров. Той ветреной ночью, вернувшись к себе в комнату после примирения с Юко, он почувствовал – кое-что изменилось. Соседняя комната на двенадцать