Игрывыгры

Прежде в этом районе города бывать не доводилось, Михаил даже вспомнить не мог, что здесь было раньше. И некогда было вспоминать. Глаза видели несколько зданий неизвестного назначения, вокруг – нечто среднее между пустырем, заросшим и загаженным, и приусадебной территорией заведения, которое до сих пор не определилось с размерами. Ограды не было. Близлежащие темные корпуса казались заброшенными, туда вела аллея из деревьев. Несмотря на ночь и видимость заброшенности, навстречу попалось несколько человек. Работники сей небогоугодной конторы? Героев среди них не нашлось, все однотипно шарахнулись при виде несущегося голого мужика, которого преследуют санитары. Машины на убитой гравийке отсутствовали. Ну и местечко.

Вроде бы центр, но по периметру – ни жилых домов, ни офисов, ни контор. Впереди ясно просматривалось заросшее колючками пространство, голому не пересечь, и Михаил припустил под прикрытием темноты в ближайшую тень от здания. Ночная тень скрывала лучше шапки-невидимки, но не от толпы преследователей. Хотелось спрятаться, залечь, отдышаться… Топот гнал глупые мысли. Спасти могла только скорость. Ступни разбиты в кровь, полны заноз и ссадин. Неважно. Жить! За строениями в ноги бросилась перемежаемая кустами и деревьями зелень, это обрадовало. За стеной древних лип пролегала дорога; ведя из центра в частный сектор, она уже не относилась к логову живодеров.

Обочина вдруг выступила в роли магического круга: на чужой территории кровавые монстры то ли теряли силу, то ли самоликвидировались, то ли еще черт знает что (например, боялись крестного знамения ордером на арест). Когда преследователи достигли лужи, в которой Михаил помог девушке, они остановились. Не все. Один продолжил погоню. Видимо, полукровка, если продолжить сравнение с нечистью. Или алчность выиграла спор у инстинкта самосохранения.

Беглец и догоняющий миновали улочку, их окружили трущобы деревянных халуп и покосившегося штакетника. Из-за каждой оградки рвались с цепей обрадовавшиеся веселью псы. Окна пугали тьмой и скрытыми за ними возможными неприятностями, уличное освещение отсутствовало как явление. Отличная декорация для фильма ужасов. Натуру даже выбирать не надо, снимай любой дом с любого ракурса, и зритель ужаснется. Запах гнили и сгоревшего мяса на чьих-то вчерашних шашлыках добавили натурализма. Путь оставался только вперед.

Злобно-восторженный лай усиливался, к ночной потехе подключились едва не все собаки города. Подгоняемый наступавшей на пятки погоней Михаил через пару кварталов выскочил в соседний район. Словно машину времени включили: из кровавой мистики девятнадцатого столетия – прямиком в цивилизацию века двадцать первого. Дорожки блестят помытой тротуарной плиткой, бордюры побелены, трава на газонах подстрижена. Под ногами – идеальный асфальт.

Не цветные многоквартирные коробки привлекли взгляд, а то, что обрамляло путь. Слева – глухой забор чьей-то охраняемой территории. Справа высились недоразобранные строительные леса, они перекрывали проход между двумя находившимися на этапе отделки фасадами. Михаил нырнул туда.

Преследователь не отставал. Однако, здесь, в кромешной тьме, он лишился преимущества. Свет мощных ламп с улицы падал сзади, и хребты наваленных стройматериалов выглядели противотанковыми заграждениями: стены, доты, ямы, баррикады из чего-то вроде стальных ежей. Внутри мог спрятаться полк. Мотострелковый. Вместе с техникой и поддерживающей авиацией. Последняя, видимо, уже приземлилась, причем вертикально, чем произвела соответствующие разрушения.

Михаил втиснулся в одну из ниш и замер. Дрожащие пальцы подобрали с пола обрезок арматуры, сердце приняло грудную клетку за боксерскую грушу, внутри организма стало тесно до невыносимости. И жарко. И сухо. И больно.

Дальше не убежать, нет сил. Сейчас все решится.

Над буреломом застыло грозное пятно. Прислушивавшаяся тень нависла почти над самой нишей. Она опасливо и сосредоточенно покачалась из стороны в сторону, но двинуться в неизвестность не решилась. Михаил задержал дыхание. Сознание проклинало предательские удары изнутри.

Незнакомец выбрал не рисковать. Отступив в полосу света, он чертыхнулся, тихий голос просипел:

– Ну, попадись еще… Выпотрошу. Обещаю.

Силуэт в освещенном проеме, похожий на изображение святого внутри сияющего нимба, исчез.

Нервы не железные, а организм иссяк и выдохся, как проколотый бурдюк с вином. Михаил разрешил себе выдохнуть и тут же упал в одышке, закашлявшись так, будто наглотался напалма. Сердце взрывалось. Гортань выжигалась горячей сухостью, забывшие о тренировках мышцы трещали, ныли и грозились лопнуть. Когда он последний раз так напрягался? Лет десять назад? А регулярно? Вообще двадцать, даже двадцать пять. В армии. С тех пор жил себе припеваючи, в ус не дул.

Пробил истерический смех, когда перед глазами возникла картинка с видом, как он поет и в ус дует. Колени постыдно дрожали. Одновременно хотелось смеяться и плакать.