Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

С тобой мы встретились в краю,

Где свет слепит глаза;
Там песнь веселую пою —
А по щеке слеза.

И ты в толпе зевак стоял,

Ты руки на груди
Скрестил и молчаливо ждал,
И взгляд не опустил.

Прожег мне душу до глубин

Твой одинокий взгляд
И безвозвратно погубил,
Наверное, меня.

В твоих глазах тяжелый след

Того, что ты герой…
О, Не-мигающий-на-свет,
Возьми меня с собой!..

Потом лишь эхо дел твоих

Мелькало в новостях.
В делах нейтральных, добрых, злых
Заметили тебя.

Я каждый раз мечтала знать,

Где ныне бродишь ты.
Светлы ль еще твои глаза
И помыслы чисты?

Ах, как душа рвалась к тебе,

В рутину или бой!..
О, Не-мигающий-на-свет,
Возьми меня с собой!..

Мои года бежали вдаль —

И пробил судный час
Набросить свадебный вуаль,
Не получив меча.

И, как в болото, в грязный быт

Увязнуть с головой…
Лишь ты… ты не был мной забыт,
Без Имени герой.

От нелюбимого детей

Своих учила я
Так, чтобы вырастить людей,
Похожих на тебя.

Промчался мой короткий век,

Смерть стонет за дверьми…
О, Мой-любимый-человек,
С собой меня возьми…

Древняя баллада. Сао Саори. Год от прихода миродержцев 2557

И все же Максу пришлось вернуться в «Айнзерай». Этой ночью в тенях уже нечего было ловить. С убийцей братьев по гильдии здесь разговор вышел бы короткий: те, кого он искал, чтобы предложить выгодное дело, теперь, не задумываясь, напали бы на него всей оравой… Эдна долго извинялась, что так получилось, но Макс отчего-то особо не жалел, как будто знал, что возможность это не последняя… да и для него как выросшего среди воинов, носящих мечи без гарды, человеческая жизнь была ценнее каких-то там упущенных возможностей.

Сняв в гостинице комнату на последнем этаже, Максимилиан уступил двуспальную кровать девушке, а сам свернулся клубком на ковре, как уличный кот. Света он не зажигал и все время держал лицо в тени капюшона. Он не тешил себя особыми надеждами: просто хотел, чтобы Эдна провела спокойную ночь под безопасной крышей, а не убежала, испугавшись располосованного шрамами урода, и не попалась дружкам тех, кого Макс отправил сегодня на тот свет.

…Ночь он не спал… тревожно и печально было на сердце. То же чувствовал и Лайнувер, прощавшийся навсегда с Кариной Каргилл. А что проститься придется, Макс даже не сомневался… Большое, опасное и важное дело ждет его; отступать он уже давно не имеет права…

Он лежал с открытыми глазами и слушал ночь. Но больше — сонное дыхание той, что звалась Эдна, чем звуки, доносившиеся из-за оконных решеток.

Сквозняк проникал сквозь ненадежные стекла, плохо пригнанные к раме, и шарил по полу в поисках тепла. Максимилиан терпеливо мерз, заворачиваясь в черный фарх, и мечтал. Это были очень глупые мечты, но, как ни странно, они грели одинокую душу, оборачиваясь тихой музыкой и стихами. Он не зря назвался Эдне Милианом: именно Милиана Корвуса во всем, что он сделал и прочувствовал сегодня ночью, было больше всех…

Открыв глаза, Эдна некоторое время задумчиво смотрела в потолок. За ночь все так перепуталось в голове, что вполне выглядело теперь как сон. Страшный сон со счастливым концом.

— Я оставил тебе сорок монет на столе, — услышала она голос. Тот самый. — Возьми их, а я ухожу.

Парнишка в черном плаще сидел на ковре, скрестив ноги, спиной к ней. Капюшон был откинут; красиво вьющиеся черные, с каштановым отливом волосы спускались почти до плеч.

— Возьми меня с собой! — вдруг попросила девушка. Искренне.

— Не думаю, что ты захочешь пойти со мной куда-нибудь… — пожал плечами Макс.

— Почему?.. — удивилась Эдна.

Он встал и осторожно обернулся; опять эта мягкость движений, точно он боится ее испугать!..

— Бедняга… — с жалостью произнесла Ящерка, увидев уродливые шрамы на правой стороне лица Макса; шрамы, бесформенными буграми покрывающие щеку и ухо, ломающие бровь… — Ты что, думал, я испугаюсь? — спросила Эдна строго.

Максимилиан кивнул.

— Глупый… Ты совсем не знаешь женщин, раз думаешь, что все они такие трусливые! — решительно осудила она его и добавила, чуть улыбнувшись: — Ты где вырос? Небось, в каком-нибудь закрытом храме вместе с монахами?