Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

Секунду спустя девушка уже тихонько всхлипывала у него на груди… Это был искренний момент, и, бормоча что-то утешительное и гладя мягкие послушные волосы Эдны, Макс почувствовал, что еще немного — и он заплачет тоже. Этого бы ему никак не хотелось… Вообще, затеяв эти чтения, он намеревался просто скоротать время и найти применение давним стихам, которые почти всю жизнь писал «в стол». Неожиданный же вышел эффект…

— Не плачь, ну не плачь… — как-то странно сказал он, точно боясь, что голос может дрогнуть. — Это же просто стихи.

Эдна вытерла рукавом слезы и, вздохнув, посмотрела за окно. Небо стремительно серело: день близился к вечеру…

Макс до самой темноты не произнес больше ни слова, совершенно замкнувшись в себе. Он словно испугался того, что сделали его стихи с Эдной… и с ним самим…

Несколько часов он просидел на ковре, спиной к двери, почти не двигаясь, — только вертел в ловких пальцах левой руки жесткое, странного вида перо.

— Что это за перо? — решилась спросить Эдна.

— Это перо одного старого дрекавака, — глухо и неохотно отозвался Макс. Этот голос, по сравнению с тем, что читал стихи, нежно, печально, с едва уловимой дрожью… казался бесчувственным и чужим.

Вытянув из кармана какой-то невзрачный клочок бумаги, Максимилиан провел по нему тем краем пера, которого предусмотрительно никогда не касался: послышался хруст, очень громкий в мертвой тишине комнаты, — и клочок распался надвое.

— У меня плохое предчувствие, — вдруг произнес Макс.

Эдна насторожилась, разом припомнив свое нечаянное спасение от смерти, и даже приготовилась вскочить на ноги.

— Лежи, — шепотом велел Максимилиан, выставив вперед правую ладонь. И добавил: — Ждём…

В ожидании прошло два мучительных часа. В крохотной комнате, где Макс ни за что бы не развернулся с мечом или посохом, постепенно становилось все темнее. Тьма выползала из углов и крала все очертания. Наконец остался лишь клетчатый квадрат окна и его серебристая копия на полу, вычерченная светом сияющей в чистом небе луны. В этом квадрате сидел теперь Максимилиан; словно отсчитывая секунды, дрекавачье перо мерно подрагивало в его пальцах…

Эдна лежала на кровати, поджав к груди коленки и обняв подушку.

Странно, но отчего-то ей было спокойно рядом с уверенным и молчаливым Максом. Казалось, ничего плохого не случится, пока он здесь.

…В коридоре послышались осторожные шаги: кто-то медленно, неторопливо шел сюда.

Этот кто-то, похоже, запасся светляками: их вздрагивающее голубое сияние высветило тонкую полосу под дверью.

Стало слышно, как чужак чем-то тонким и железным орудует в дверном замке…

…Максимилиан бесшумно поднялся на ноги и, приложив указательный палец к губам, велел Эдне молчать. Опустив капюшон на лицо, он сделал всего один шаг и, покинув лунный квадрат, исчез в темноте.

Конечно же, он не ушел! Это иллюзия, черный фарх… Но Эдне стало страшно, отчаянно и по-детски. Чтобы успокоиться, она, подтянув поближе свой новый меч, сомкнула пальцы на его шершавой рукояти.

…Что-то тихонько щелкнуло в замке. Дверь начала открываться, бесшумно поворачиваясь на хорошо смазанных петлях.

Первым, что увидела Эдна, была стеклянная банка со светляками, стоящая на полу: видимо, убийца поставил ее на пол, пока возился с замком. Теперь же он шагнул за порог, одновременно аккуратно подобрав дрожащий живой светильник.

Тот самый «обыватель» с рыночной площади… Он был теперь облачен в штаны и короткую куртку черного фарха, и лицо его не предвещало ничего хорошего. На мгновение Эдна встретилась с ним взглядом. Равнодушные, пустые глаза… Долгое, страшное мгновение…

До ужаса четко она услышала, с каким звуком он тянет короткий воровской меч из ножен.

…И тогда же у него за спиной шевельнулась сама тьма. Эдна с ужасом наблюдала, как медленно и неотвратимо подбирается к шее ничего не подозревающего убийцы черное дрекавачье перо с отсвечивающим острым краем.

Миг — и все было кончено: Макс правой рукой запрокинул убийце голову, тут же резким движением левой, пальцы которой сжимали перо, вскрыл ему горло и отпустил свою жертву, оставив ее биться в агонии на полу.

…Тот умирал долго и страшно. Банка со светляками разбилась вдребезги, и перепуганные насекомые порхали по комнате, освещая эту жуткую сцену.

Не выдержав, Эдна громко закричала.

Скоро сюда бежали с масляными лампами и оружием, схваченным впопыхах, сам хозяин «Айнзерая» и трое его взрослых сыновей.

Когда они подоспели, все уже стихло.

Плачущая девчонка сидела на кровати, в ужасе держась за свой маленький черный меч, так и не покинувший ножен.

На полу растянулся здоровенный парень; у него было перерезано горло.

Хромой мальчишка, тот самый, что недавно пришел с обозом из Рэриха, встретил хозяина гостиницы хмурым и тяжелым взглядом. За ухом у него недобро поблескивало странное перо… а быть может, нож в виде пера…

— В «Айнзерае» такого никогда не было. Никогда! — причитал хозяин, испуганно переводя взгляд с убитого, лежащего на полу с перерезанным горлом, на Хромоножку.

…Шума эта история наделала много. Вся гостиница не сомкнула глаз этой ночью.