«Письма к Кангасску Дэлэмэру
год 15006 от п.м.
ноябрь, 1, Файзульские степи
…У каждого человека есть свои страхи… Глупые, бессмысленные, скрытые…
Вот взять меня… Везде, где бы я ни жил, где бы ни останавливался, я приказываю выносить из моей комнаты всю мебель, или же выбираю для себя самый дальний, самый пустой чердак — и чтоб непременно окна были большие и без штор.
Я боюсь замкнутых пространств. Мне важна возможность в любой момент, обернувшись, увидеть небо. И нагромождение вещей тоже вселяет в меня тревогу.
Странно, да? Я убивал — людей; тварей; тварей, похожих на людей… Я многое видел и многого перестал бояться. И — до сих пор живу в полупустых комнатах.
Этого не было у Милиана Корвуса. И ни у кого из Девяти — не было. Это мое. Я принес неразрешенный страх с собой. Из „мира, где все началось“. Это его печать, дань тому, что я там пережил. И только там я смогу это исправить.
Иллюстрация… вот чем является то, что я рассказал. Потому это не просто досужая мысль, что зря занимает твое время, друг мой.
…Мы несем тяжкий груз. Все, кто сменил достаточно жизней; или живет одну слишком долго. Порой до корней своей беды добраться так сложно, что многие даже не пытаются.
Что до меня, то мне кажется, я тащу на плечах целую гору. Что-то я исправлю — здесь, а что-то — только Там… все к тому идет.
…Впервые за долгие годы я иду по земле, где небо огромно и просторно, как купол, и ничто не закрывает горизонта. Земля эта ровна, как стол; ее покрывают ломкие желтые и бурые травы: такова здешняя осень. Подобного простора я не видел уже давно; с ним сравнимо лишь открытое море, каким оно запомнилось Бале Мараскарану, когда тот покидал Черные Острова. Здесь легко и свободно дышится. Даже мне — угробившему легкие подчистую, как почти все Марнсы за эти несколько лет.
Впервые за долгие годы я не окружен многочисленной армией: со мной лишь двадцать воинов и Милия. Это тоже позволяет вздохнуть свободнее — и быть самим собой, не распыляясь на громкие речи и масштабные действия на полкарты. Здесь можно, не повышая голоса, говорить с каждым… я почти забыл, что это такое.
Моя миссия здесь — дипломатическая. И, ступая по файзульской земле, готовясь предстать перед файзульскими вождями, я чувствую, как во мне оживает память маленького Джуэла Хака… три года — те, что были до Черного Алтаря.
Я не знаю, что сказать на это. Я просто молча внимаю памяти трехлетнего человечка, погибшего ради замысла Гердона… ради того, чтобы в этот мир явился я…
…Чувство вины… похожее на снежный ком, оно лишь растет со временем.
Файзульские степи — всепрощающи и творят со мной настоящие чудеса… Но даже они не лекарство — лишь средство облегчить боль; дать еще времени; сберечь немного сил.
Однако я поднял голову и расправил плечи, почувствовав: я еще боец; я еще не догорел.
Даже не обижусь, если ты сочтешь все, сказанное выше, за минутную слабость, что никогда не была к лицу воину. Но что-то мне подсказывает, что ты этого не сделаешь… что ты и сам несешь давний груз на плечах и понимаешь меня.
Потому прими совет: если судьба нежданно предложит тебе короткую передышку, как предложила мне, подведя к мысли обратиться к файзулам за помощью, соглашайся.
Соглашайся, даже если душа требует борьбы, а в груди пылает непримиримое пламя. Подарки судьбы бесценны, Кангасск. И ты никогда не пожалеешь о потраченном времени.
Макс М.»
