iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

Нирк был высок, пожалуй, даже выше Максимилиана. На вид он был чуть постарше Кангасска; года на два-три, может быть… Мягкие рыжие волосы спускались до плеч. Он носил белое. И белый цвет шел ему не меньше, чем его Учителю — черный.

Три женщины рядом с ним… должно быть, сестры: видно семейное сходство. Они тоже в белом. Но, в отличие от Нирка, излучают не торжественный свет, а покой и тихую мудрость.

…Завороженно глядя на Мисалей, Кангасск чувствовал себя странно… Чувствовал, что Макс, всегда считавший себя Тьмой, ему ближе, и что сам он вряд ли в ближайшие тысячу лет будет столь светел и чист… что вполне справедливо, если верить снам, скроенным из памяти Ффара и ясно говорящим о том, кем он был раньше… а уж о таком покое, какой чувствовался в каждом взгляде, каждом слове и жесте сестер, ему и мечтать не стоит.

— Я скажу несколько слов перед тем, как мы продолжим, — сказал Нирк Мисаль. — И первое мое слово будет о посохе.

Кангасск впервые обратил внимание на посох в его руках… Удивительно, но это была простая донгоровая палка, отполированная до блеска ладонями. Настоящие боевые посохи были лишь у сестер.

— …Учитель мой, Максимилиан, всегда отдавал предпочтение мечу, — продолжал Нирк. — Но жизнь заставила его сменить меч на посох. Вот с этим, — он провел ладонью по гладкой донгоровой древесине, — он прошел множество дорог и одержал множество побед, в том числе и против меча. Я встретил Учителя, когда тому было пятнадцать лет, а мне — двадцать пять. Я вызвал его на бой и проиграл.

В задних рядах пронесся восхищенный шепоток. Видимо, пятнадцатилетние ученики очень воодушевились, услышав такое… Но, из уважения к наставнику, быстро замолчали.

— Это просто донгоровая палка, — покачал головой Нирк и обвел взором зал. — Но дело не в ней. Дело в духе того, кто держит ее в руках. Это больше, чем просто замечание бойцу: сама жизнь устроена так… Какое тело досталось каждому из вас? Здоровое, сильное, одаренное умом и памятью — ровно прекрасный сияющий меч или сбалансированный боевой посох? Или слабое, несущее болезнь, страдающее — ровно палка, попавшаяся под руки?.. Это не важно, я говорю вам. Важно то, что вы несете внутри, в душе. Важно то, кто вы есть…

…Я проиграл бой пятнадцатилетнему мальчику, вооруженному простой палкой; который без этой палки хромал так страшно, что с трудом мог ходить. Его дух был силен — и я ничего не сумел с этим поделать… И Максимилиан… мой победитель, Учитель и друг… миродержец… он проиграл бой простому смертному — Кангасску Дэлэмэру. Тот не превосходил его в мастерстве боя. Тот даже не успел вынуть меча из ножен. Но победил. Это победа иного уровня.

Вот как… а Кангасск еще искренне считал себя не замеченным! Сейчас Ученик невольно затаил дыхание и настороженно выпрямился, чувствуя, как сначала один, второй, а потом все больше и больше взглядов обращается к нему…

— Он перед вами, — подытожил Нирк, кивнув в сторону Кана. Теперь на недоумевающего Дэлэмэра смотрел уже весь зал. — И пока он здесь, учитесь у него. Если не бою, то тому, что гораздо выше. Я все сказал… Теперь возвращайтесь к тренировке.

Ученики повиновались; зал вновь потонул в грохоте и сиреневом сиянии. Если им и не терпелось поговорить с тем, кого столь высоко оценил их наставник, то они умели ждать.

Нирк подошел; Кангасск встал ему навстречу. Долгих разговоров не последовало: два Ученика смотрели друг на друга молча, очень долго. После Нирк жестом пригласил Кана на ковер и предложил ему выбрать оружие. Дэлэмэр остановил выбор на незаточенной сабле, и Нирк согласился: похоже, он как настоящий мастер умел обращаться с любым оружием. Это обычное качество и оружейников, за исключением того, что они в большинстве своем ограничиваются лишь базовыми навыками и не стремятся к вершинам мастерства…

Час тренировки пролетел незаметно. Кан оказался не так уж плох в этом дружеском бою, хотя четко осознавал: будь бой настоящим, Нирк убил бы его, без всякого сомнения. Это был мастер. И, глядя на такое мастерство, хотелось и самому уметь так же. Пожалуй, трех-четырех месяцев, которые Кангасск намеревался провести здесь, будет не просто мало…

Глава сорок третья. Слово на снегу

Одного Лихта оказалось вполне достаточно, чтобы осветить этот зал. Кан любил здесь бывать и в довоенное время, и сейчас. Тогда его влекла лишь уютная атмосфера: небольшое, но не тесное пространство, маленькие окна — отчего-то все это напоминало знакомый с детства Арен-кастель. Как истинный горожанин, Кан всегда опасался бескрайних просторов Кулдагана и всего, что на них похоже, будь то снежные пустоши или чересчур большие залы: сказывалась тысячелетняя память города… Сейчас же Ученика манила другая память…

Влада и Серег покинули этот мир; глупо даже помышлять о встрече с ними сейчас, но здесь… здесь они, вопреки всему, кажутся ближе, словно присутствуют незримо.