iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

— Никак, — хмыкнула в ответ Занна. — Ему дела не было до дочери, просто потому что это дочь, а не сын. Поверь мне, Айэфернов другие файзулы презирают не только за чужой язык…

— Не вспоминай, — с мягкой настойчивостью произнес Дэлэмэр, осторожно обняв Занну. — Все в прошлом… Где ты оставила девочку?

— Не потащу же я ребенка на край света! — тихо возмутилась она. — Я оставила ее в Малом Эрхе, с твоим другом.

— Другом? — неизвестно почему, но, стоило Занне произнести это слово, как сердце Кана прихватил противный холодок предчувствия. Похоже, Нарра не дремал…

— Думаешь, почему я здесь? — Занна обернулась и бросила на спутника странный взгляд. — Я вышвырнула тебя из своей жизни, уже начала успокаиваться, и тут появляется твой друг… представляешь, он меня убедил…

— Как звали его? — холодно осведомился Кан.

— Немаан Ренн.

— Актер?

— Да.

Кангасск с трудом сдержал вздох облегчения. Призраки остались призраками; и хвала Небесам… Тем временем Занна продолжала:

— Он много рассказывал о тебе. И о том, как ты меня искал…

— Да ну? — искренне усомнился Кан. Коссельский актер, настоящий Немаан Ренн вряд ли мог много поведать о том, кого видел лишь пару раз в жизни.

— Он говорил, что путешествовал вместе с тобой. Про навийский караван упоминал тоже… — ответила Занна с уверенностью в голосе. — Знаешь, если бы ты не сидел, как идиот, пять дней на камне, а поговорил со мной так же, все было бы иначе… Он шел с нами до Малого Эрха, без него я бы не добралась сюда, да еще и с ребенком… Ты вообще меня слушаешь?!

— Да… — мрачно отозвался Кангасск. — Эа, прибавь ходу…

— Что случилось?!

— Надеюсь, ничего…

Больше надеяться не на что. Вне всяких сомнений, это Немаан. Тот самый. Его стигийский камень, почерневший, мертвый, хранится у Кангасска где-то на дне походной сумки, и тем не менее… это существо живо до сих пор и идет к какой-то неведомой цели с прежним мастерством… актерским мастерством.

Актер. Да, чистая правда. Но такие искусные спектакли и не снились простым смертным. «Весь мир — театр…» — это не пустые слова для стига.

Еще издали Кан заметил черную рябь над Малым Эрхом, похожую на множество пепельных хлопьев, поднявшихся в горячих потоках воздуха. То были черные и серые птицы: стоило подъехать ближе, как невнятные «хлопья» приняли очертания пикирующих и хлопающих крыльями фигур; тысячи и тысячи птиц кружили над городом. Еще через полчаса пути стали слышны их голодные крики. Эти глупые люди, приехавшие в Малый Эрх верхом на рыжей чарге, попали на чужой пир…

— Птицы… — тревожно произнесла Занна, подняв взгляд в пестрящее крылатыми тварями небо. — Что здесь случилось, Кан? Что с моей девочкой?!

Кангасск чувствовал ее дрожь, ее ужас, нарастающий, разверзающий под сердцем свою ледяную пасть. И ему больших усилий стоило не поддаться тому же чувству: амбасиату это еще сложнее, чем простому смертному. Но кто-то должен был сохранить холодный разум; если еще и он впадет в панику, то дело плохо.

— Стой, Эа… — строго велел Кангасск чарге и обратился к своей спутнице: — Подожди меня здесь. Вместе с Эанной. Тебе не стоит туда ходить.

— Что?! — Занна встрепенулась; голос ее мгновенно приобрел возмущенный тон, словно и не было в нем минуту назад тревоги и растерянности. — Там моя дочь, и я пойду с тобой, понятно?!

— Понятно, — кивнул Дэлэмэр хмуро и, не споря, пустил чаргу бегом.

Он и сам уже подумал о том, что неразумно оставлять сейчас Занну без защиты. Эа, конечно, здорово выросла с тех пор, как сражалась в последний раз, но все же… Здесь произошло что-то жуткое. Кто знает, где сейчас безопаснее: в черте города или далеко за его стенами… Потому Кан и согласился так легко.

…Над растерзанным городом пировали тысячи птиц…

Гордые, хищные; украшение любого герба, эти твари с крючковатыми клювами в голодное время не брезгают мертвечиной. Стоило приблизиться к воротам, как с кровавого снега, оглашая окрестности жалобными криками, поднялась в воздух целая стая.

— Ополчение Малого Эрха… — угрюмо констатировал Кангасск, окинув взглядом распростертые на снегу тела…

Сотня зорких птичьих глаз взирала на пришельцев с пустых стен; нетерпеливые, жадные взгляды. Меж тем, за воротами продолжался пир, и протяжные крики, доносившиеся оттуда, тонкими, резкими росчерками ложились на однотонный, угрюмый фон тишины. Она казалась осязаемой, она давила, она заполнила собой весь видимый мир… Мертвая. Тишина.

— Подай мне сумку… — вполголоса сказал Кан.

Занна, не возразив ни единым словом, повиновалась, лишь спросила:

— Что ты задумал?

Порывшись в сумке, Кангасск вытащил со дна оба харуспекса. Холодный, память о старом Таммаре, и горящий — он, едва оказался на ладони, живо замерцал, подхватив ритм сердца носителя, тревожный, частый, как у человека, который только что бежал или сражался.

Повесив на шею ремешок с харуспексами, Кан едва не пожалел об этом, ибо они вызвали к жизни такой мучительный гадальный бред, какого Ученик еще не помнил.

— Так будет лучше… — отрешенно произнес он.