iii. Камень третий. Дымчатый обсидиан

«Письма к Кангасску Дэлэмэру

год 15003 от п.м.

март, 29, Южный фронт, г. Люменик

У победы солоноватый вкус крови, друг мой. На зубах у меня поскрипывает вездесущий пепел; дым ест горло. Но мы победили… кто бы мог подумать, что спасет нас… Огнестрелки! Мне повезло, что оборонять пришлось индустриальный Люменик, а не какой-нибудь тихий земледельческий городок: оружие было изготовлено прямо на месте.

Но какой ценой далась победа… какой ценой… Тел столько, что немногочисленные выжившие вряд ли сумеют устроить достойное погребение. Потому всюду горят костры — от них этот горький дым, этот белый пепел — весь город в нем, как в снегу… Я велел сжечь вместе тела врагов и друзей, ибо, как говорил один мой знакомый, смерть всех равняет.

Я давно не спал. Несколько суток. Кто-то сказал, взгляд у меня стал безумный… еще бы…

Только что говорил с родителями. Говорил как с чужими, потому что эмоций во мне не осталось, да простит меня Небо… Но, освободив Люменик, я во весь Омнис открыл дорогу его огнестрелкам: пока нет магии, ружья и пушки — наша последняя надежда. Этот город — великая кузня всего мира, и с падением Торгора… впрочем, что тебе говорить: ты не хуже меня знаешь, чем был для Кулдагана и всего Омниса Торгор…

Завтра я покину свою временную обитель в Грандэ-башне, и с остатками некогда славной армии двинусь в Югу. С огнестрелкой каждый мой солдат стоит теперь десяти мечников, но людей у меня слишком мало. Как ни претит мне мысль о том, что придется набрать в Юге мальчишек и девчонок, выбора у меня нет: эта проклятая война почти под корень выкосила всех профессиональных воинов. Некстати же пришлась такая смена поколений.

Но, даже так, я, мальчишка во главе армии детей, собираюсь побеждать и впредь.

PS: Твоя дочь уже вовсю разговаривает, даже пытается называть меня папой. В жизни не видел человечка прекраснее Милии.

…Сегодня я шел в бой с ее именем на устах и даже в самые тяжелые минуты помнил о том, что за моей спиной — Грандэ-башня, где ждет меня моя девочка. Иначе и не победил бы, наверное, очень уж тяжело пришлось: не поверишь, но миродержцы тоже не железные.

Так что спи спокойно, Кангасск, никто не обидит ее, пока я жив.

Макс М.»

Он остался в память жителей Омниса как герой великой войны, сын миродержцев Макс Милиан Ворон и — как поэт Хален Милиан. Ярче сиял в свое время, пожалуй, только Зига-Зига — тоже, кстати, воин и поэт. Но Зига — герой ушедшей эры, и Макс, засиявший новой звездой на небосклоне, пожалуй, скоро потеснит старого кумира.

Максимилиан стал легендой при жизни. Часа не проходило, чтобы Кангасск не слышал о нем от кого-нибудь. И письма Макса следовало прочесть хотя бы из уважения к памяти этого человека, как бы впечатлительный Дэлэмэр от этого не зарекался…