Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Некоторых удивит сама постановка вопроса – ибо они слишком долго считали мифологию историей. Всем известно: земного отца Иисуса звали Иосиф. В конце концов, разве мы не встречались с ним неоднократно – в произведениях христианского искусства, в рождественских вертепах, на праздничных открытках? Он столь знаком, что мы узнаем его с первого взгляда. Вот он идет в Вифлеем рядом с осликом, на котором восседает беременная Мария; вот он с решительным видом у яслей, держит посох в руках, оберегает жену и младенца, лежащего в колыбельке. И почти никто и никогда не подвергал сомнению ни достоверность этих изображений, ни то, что Иосиф – настоящее имя этого человека.

Если сказанное выше справедливо для Иосифа, то для Марии справедливо стократ. Ее образ преобладал в искусстве западного мира веками. Почти в каждой христианской церкви мира – ее изображения: и витражи, и прочие формы. Мы так привыкли к ее облику, что в истории люди не раз уверяли, будто она являлась им в видениях. Благодаря таким видениям существуют святыни в Фатиме и много где еще. Говорят, не так давно ее якобы видели над мостом в Чикаго, причем сообщения об этом вызвали многокилометровые пробки. О явлениях снят не один документальный фильм. Ватикан проводит специальные расследования, отделяя «истинные» явления от тех, что «недостаточно подкреплены документальными свидетельствами». Во всей истории христианства Мария значила намного больше, чем Иосиф, и мы удивимся, узнав, что в самых ранних книгах Нового Завета дело не всегда обстояло так. Ничто не сможет с такой же ясностью засвидетельствовать силу мифов, возникших вокруг имени Иисуса в период от его смерти до написания Евангелий, как исследование подробностей библейского рассказа о его родителях. И все же эти детали не подкрепляют мифы о его рождении, столь прочно вошедшие и в историю зарождающегося христианства, и в наши сердца. Вот почему, отклонив легенды о Рождестве как не имеющие отношения к истории, мы должны обратить внимание на историчность пары, которую, наряду с Иисусом, относим к Святому семейству.

И первое, что следует отметить: ни один из родителей не упомянут в доступных нам письменных документах вплоть до восьмого десятилетия нашей эры. Нет даже намека на то, будто хоть кто-то из них играл сколь-либо заметную роль в христианской традиции до 90-х годов I столетия. Во всем корпусе Павловых посланий, написанных не ранее 50 и не позже 64 года, нет ни одного упоминания о родителях Иисуса. О его происхождении Павел говорит лишь одно: Иисус родился «от женщины» и «под законом» (Гал 4:4). Слово, переведенное здесь как «женщина», не имеет в данном тексте ни малейших коннотаций со словом «девственница». В еврейских кругах того времени, как и в наши дни, девственность и материнство – это взаимоисключающие понятия. Ребенок просто не мог родиться от девственницы. Иными словами, в этом самом раннем тексте Павел говорит о происхождении Иисуса лишь одно: он появился на свет самым обычным образом, его родила женщина, как каждого из нас, и, кроме того, он родился под законом, как все евреи. Послание к Галатам было написано в начале 50-х годов нашей эры. Павел, по-видимому, и знать не знал о чудесном рождении Иисуса – просто эта традиция к тому времени еще не возникла. В том же Послании к Галатам он упоминает об Иакове, которого называли «братом Господним», и, следовательно, представление о вечном девстве Марии также было для него немыслимо (1:19). Несколько лет спустя, в середине или ближе к концу 50-х годов, Павел написал Послание к Римлянам, где впервые связал Иисуса с Давидом. Как раз тогда зародилась традиция рождения в Вифлееме, но для Павла она не предполагала никакого божественного отцовства. Он писал, что Иисус происходил «от семени Давидова по плоти» (Рим 1:3), но лишь для того, чтобы быть поставленным «Сыном Божиим в силе, по духу святости, в воскресении из мертвых» (Рим 1:4). Похоже, Павел не знал никаких других подробностей, связанных с родителями Иисуса, да и не интересовался ими.