Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

(3) Эти два аргумента показывают нам, что, как только Евангелия появились в церкви — у них уже имелись имена авторов, хотя и не входившие в текст Евангелий. Следующий наш вопрос об анонимности связан с содержанием Евангелий: как евангелисты сообщали сохраненные ими предания — как связанные с именами конкретных очевидцев или же как анонимную традицию общины, не требующую каких–либо имен?[810] Что ж, подведем итоги свидетельствам, рассмотренным нами в главах 3–8: (а) Имена второстепенных персонажей упоминаются в Евангелиях, как правило, с целью показать, что данное предание исходит от этого очевидца; (б) Тщательное воспроизведение списка Двенадцати во всех трех синоптических Евангелиях связано с тем, что двенадцать апостолов представляли собой официальный корпус очевидцев, формировавших предания, от которых зависят все три синоптических Евангелия; (в) В трех Евангелиях — от Марка, от Луки и от Иоанна — для указания на основного очевидца–источника данного Евангелия используется литературный прием, называемый inclusio очевидца. У Марка этот прием указывает на Петра (что означает, что Марк основывался на традиции Двенадцати, изложенной и дополненной Петром).

Лука также упоминает Петра как основного источника–очевидца, однако при помощи вторичного использования того же приема подчеркивает, что важными свидетельницами являются и женщины–ученицы Иисуса. Иоанн в своем Евангелии играет с приемом Марка, показывая, что Любимый Ученик — столь же важный, в некоторых отношениях, быть может, даже более важный свидетель, чем Петр. (В главе 14 мы рассмотрим другие приемы, которыми Евангелие от Иоанна указывает на Любимого Ученика не только как на основного очевидца, но и как на своего автора.)

Все перечисленное говорит не только о том, что евангельские предания основаны на рассказах очевидцев, но и — это очень важно! — о том, что указания на очевидцев имеются в самих Евангелиях. Признав, что Евангелия указывают свои источники, мы увидим, что они передают предания не от имени анонимного коллектива, а от имени конкретных свидетелей, несущих за эти предания ответственность.

Контроль над традицией: Евангелия и очевидцы

В предыдущей главе мы обсуждали заучивание наизусть как средство контроля над традицией — то есть сохранения ее в более или менее неизменном виде. Но чьи воспоминания сохранялись таким образом? Верно ли, что в процессе передачи свидетельство очевидцев вливалось в анонимный корпус преданий об Иисусе, принадлежащий общине в целом — корпус преданий, который община приписывала собственной коллективной памяти, а не конкретным очевидцам? До сих пор мы исходили из того, что дело обстояло иначе. Если авторы Евангелий знали записываемые ими предания как свидетельства Двенадцати, или других групп учеников, или отдельных учеников, также известных по именам, — естественно предположить, что под этими же именами передавались они в устной традиции церквей. Как мы видели в главе 2, по всей видимости, сведениями об источниках преданий обладал Папий в конце I века — то есть во время написания Евангелий. На всем протяжении процесса, от основания христианской общины до того момента, видимо, в начале II века, когда письменные Евангелия начинали заменять для нее корпус устных преданий об Иисусе — община, по–видимому, воспринимала предания об Иисусе, устные или письменные, как исходящие от конкретных очевидцев.

Как мы уже выяснили в предыдущих главах, преимущественно устные сообщества умеют сохранять и воспроизводить свои предания почти в неизменном виде, если характер и функции преданий этого требуют. Есть у них и методы, позволяющие проверять точность воспроизведения. Ян Венсайна пишет: