Иисус глазами очевидцев Первые дни христианства: живые голоса свидетелей

Для наших целей важно, прежде всего, историографическое значение выражения «очевидцы от начала» (ар` arches autoptai). Александер, без сомнения, удалось показать, что термин autoptês употреблялся отнюдь не только в историографии; среди историографов, чьи труды сохранились до наших дней, лишь Полибий (3.4.3) и Иосиф Флавий (Против Апиона, 1.55) используют его в предисловии или иных методологических пассажах[319] в связи с личным наблюдением событий, описанных в повествовании. Далее она заявляет, что «нам вообще нет нужды обращаться к историкам», поскольку в предисловиях к сочинениям технического или профессионального характера можно найти куда более близкие параллели с использованием этого термина в прологе Луки[320]. Однако это утверждение убедительно лишь в общем контексте ее рассуждений, предлагающих «развести» пролог Луки с его историографическими параллелями; если же взглянуть на пролог в целом по–другому — напротив, наиболее уместными параллелями могут стать Полибий и Иосиф. Самуэль Бирског критикует Александер за узкую сосредоточенность на группе слов, однокоренных к autoptein, настаивая, что само понятие, о котором говорят Полибий и Иосиф, было намного более распространено в античной историографии, чем термин autoptein для его описания[321] Более того: если Иосиф Флавий мог (как предполагает Александер[322] в использовании слова autoptës подражать Полибию — то же самое могли делать и другие историки. Полибий пользовался широкой популярностью и большим уважением, в его труде видели наивысшее воплощение принципов эллинистической историографии — так что для позднейших авторов, желавших написать историческое сочинение, вполне естественно было бы подражать его терминологии, независимо от того, удавалось ли им приблизиться к Полибию во всех прочих отношениях. В любом случае: независимо от того, считать ли autoptai в прологе Евангелия от Луки техническим или историографическим термином — из всего контекста Евангелия от Луки и Деяний не приходится сомневаться, что он имеет историографическое значение: речь идет о людях, видевших события евангельской истории, рассказанной Лукой, своими глазами.

Особый интерес, однако, представляет то, что выражение «от начала» (αρ' arches) теперь тоже может рассматриваться в контексте того же комплекса историографических понятий. Это не отзвук (как иногда полагают) свойственного эллинистической культуре уважения к древности и не отсылка к авторитетным древним источникам устной традиции[323] — это утверждение, гласящее, что очевидцы были свидетелями событий на всем протяжении рассказанной автором истории.

Существует еще один пример использования этого выражения в общем значении в историографическом труде, современном Евангелию от Луки; Филон Библосский пишет: «Санхуниатон, человек поистине великой учености и любознательности, стремившийся у всех узнавать о том, что происходило, с самого начала (ex arches)… весьма внимательно изучил труды Тааута»[324]. Однако ближе к Луке стоит пример, приведенный Дэвидом Ауни. Это пролог к сочинению Плутарха «Пир семи мудрецов», подписанному псевдонимом. Автор его якобы присутствовал на знаменитом собрании семи мудрецов в VI веке до н. э. и теперь предлагает своему адресату правдивый отчет об этом событии. Разумеется, этот отчет — вымысел от начала до конца: однако это не умаляет его ценности для наших целей, поскольку, составляя этот пролог, Плутарх, несомненно, руководствовался правилами историографии своего времени. Ауни отмечает серию параллелей как с прологом Луки, так и с прологами к техническим трактатам[325], и на этом основывает предположение, что предисловия к популярным историческим сочинениям могли больше напоминать предисловия к техническим трактатам, чем предисловия к историческим трудам более высокого уровня, которые единственно и дошли до нас[326]. В этом псевдэпиграфическом прологе нас интересует последняя фраза. В ней автор сообщает своему адресату, что все остальные отчеты об этом событии недостоверны, поскольку их авторы, в отличие от него самого, на собрании не присутствовали. Далее он заключает: «Поскольку времени у меня теперь достаточно, а преклонный возраст не позволяет надолго откладывать мой рассказ, поведаю все с самого начала (αρ' arches hapanta diëgësomai), раз уж тебе не терпится послушать»[327]. Выражение «с самого начала» здесь говорит о том, что автор, будучи очевидцем, способен дать о событии полный отчет — в отличие от других рассказчиков, которые лишь что–то слышали о происшедшем, и потому их сведения неизбежно неполны.