Иисус и иудаизм

Несколько лет тому назад Э. Фукс предложил поставить на первое место поведение Иисуса и использовать его как каркас для речений 3. Конкретное поведение, которое он имел в виду — это общение Иисуса с грешниками, коррелирующее с речениями, в которых содержатся призвание грешников и обещание им царства. Соглашаясь со многими современными интерпретаторами, я далее покажу, что такое поведение и такие слова были характерны для Иисуса и важны для понимания его самого и его отношений с современниками. Однако, чтобы понять, насколько важно то, что Иисус призывал к себе грешников, мы должны лучше разобраться с тем, кто такие грешники и что имел в виду Иисус под царством. А это, в свою очередь, требует глубокого понимания проблемы «Иисус и иудаизм», которую мы пытаемся осветить. Дискуссия, которая принимает в качестве отправного пункта общение Иисуса с грешниками и последовательно переходит к пониманию того, зачем он их к себе призывал, и к выводам о его отношении к иудаизму (собирание и грешников, и праведных), — такая дискуссия полезна, но она не кажется тем, с чего следовало бы начинать. Дело не только в том, что общение Иисуса с грешниками зависит от других важных моментов, которые прежде необходимо прояснить, чтобы судить о важности этого общения. Как я покажу в гл. 6, обычное понимание этой проблемы целиком ошибочно. Это общение — факт, который необходимо объяснить и согласовать с вестью Иисуса 4. Но его смысл слишком неясен, чтобы принять его и качестве исходного пункта нашего исследования.

Недавно двое исследователей указали на существование фактических данных о Иисусе и, каждый по-своему, использовали эти данные для создания его портрета. Мортон Смит утверждает, что «внешний каркас жизни Иисуса — что, когда и где — достаточно достоверен» 5. Он отмечает еще один важный факт: «Что бы еще кроме этого Иисус ни сделал или мог сделать, он несомненно положил начало процессу, ставшему христианством» 6. Энтони Харвей подобным же образом отмечает, что «информация по крайней мере об основных фактах, касающихся жизни и смерти Иисуса, столь же обильна, обстоятельна и непротиворечива, что и о любой другой фигуре древней истории» 7. Харвей упоминает следующие факты, сомневаться в которых неразумно:

что Иисус был известен как в Галилее, так и в Иерусалиме; что он был учителем; что он исцелял разные болезни, особенно одержимость бесами, и что многие считали эти исцеления чудесами; что он был вовлечен в полемику со своими соплеменниками-евреями по вопросам, касающимся закона Моисея; и что он был распят во время правления Понтия Пилата 8.

Несмотря на согласие в целом относительно этих фактов, исследователи пришли к разным выводам, Смит доказывает, что первый и самый надежный из свидетельствующих о Иисусе фактов, — это то, что он был чудотворцем, Смит уверен, что в ходе выполнения Иисусом своей миссии именно исцеления привлекали толпы народа, которым он проповедовал 9. Эти толпы начали думать о нем как о Мессии. Возникшие вследствие этого чаяния, если они захватили достаточное количество людей, могли вызвать у властей страх (р. 16, ср. 43 f.). Таким образом, Смит может набросать правдоподобную траекторию развития событий: от «чудотворца» к «претенденту на роль Мессии» и далее к распятию. Он также доказывает, что титул «Сын Божий» возник благодаря чудесам Иисуса (р. 80—83,101— 103; ср. 14). Наконец, он указывает, что многие учители и некоторые пророки пользовались известностью в Израиле, однако тенденции делать из них чудотворцев не наблюдалось. Понятно, однако, что получивший известность благодаря чудесам стал известным и в других отношениях: «остальная часть предания о Иисусе может быть понята, если мы начнем с чудес, но чудеса не могут быть поняты, если мы начнем с чисто дидактического предания» (р. 16, ср. 129).

Приписываемое Иисусу учение в трактовке Смита не играет большой роли, хотя мимоходом он делает провоцирующий намек, что то обстоятельство, что Иисус был «магом», согласуется с утверждением, что он проповедовал евангелие бедным (р. 24). Представляется, что, если бы Смит рассмотрел материал учения более детально, он увидел бы, что кое-что могло идти от Иисуса и стать широко известным из-за его известности как мага, а кое-что могло быть приписано ему по принципу, согласно которому известные изречения приписываются известным людям.