Общая особенность этих слов: они не предполагают вмешательство из другого мира или пространства. Они обозначают событие в
Напротив, слово «чудо» (miracle) ассоциируется с двумя совершенно разными вопросами. Эти вопросы разрабатывались, например, в эпоху Просвещения.
• Существует ли в мироздании «сверхъестественное» измерение?
• Существует ли истинная религия, и если да, то какая религия — истинная?
Некоторые люди отвечали на первый из этих вопросов: «Да», — а на второй: «Да, христианство». В данной схеме «чудеса» Иисуса «доказывают», что есть Бог, который «вмешивается» в мир. Как мы уже сказали, Юм со своими последователями повернул вопрос иначе: «чудес» не бывает (по крайней мере их нельзя доказать), — значит ли это, что все религии (включая христианство) ошибочны, а Библия говорит неправду? На такой поворот люди, не желавшие расставаться с традицией, реагировали по–разному: одни приняли «христианство без чудес», а другие усилили антикритическую реакцию. В наше время обе эти возможности выглядят неудачными. Почти все серьезные историки (не говоря уже о массе остальных людей) считают, что Иисус совершал исцеления и другие поразительные дела, не имевшие очевидного естественного объяснения. На месте не стояла и христианская апологетика: уже не считается, что «чудеса» многое «доказывают». Гораздо важнее — намерение и смысл. Что Иисус, по его собственному мнению, делал? Почему он это делал? Что это значило для участников событий и тех, кто передавал предания о них?
Последний из этих вопросов ставит новый вопрос: какой вклад внесла традиция в рассказы об Иисусовых деяниях силы? Мнения ученых разделились. Одни думают, что послепасхальная община выдумала рассказы, где Иисус похож на эллинистического чудотворца. Другие считают, что послепасхальная община смягчила предания, где Иисус напоминал мага. Эти две теории до некоторой степени нейтрализуют друг друга. Заметим: в Евангелиях, как они до нас дошли, деяния силы никоим образом не выпячиваются на фоне всего повествования, — чего следовало бы ожидать, выйди они из–под пера творцов историй про героя–чудотворца эллинистического типа[663]
. Напротив, они очень естественно вписываются в общий контекст служения Иисуса. У нас нет возможности четко провести разграничительную черту, отделив деяния силы от остального материала и затем, возможно, объявив их поздней вставкой. Конечно, как мы вскоре увидим, теоретически нельзя отмести возможность, что наши источники тщательно исключили все «магические» элементы. (Хотя тогда трудно понять, почему они заодно не исключили самый опасный материал — обвинение в черной магии. А ведь этот материал занимает видное место у всех синоптиков![664]) Однако куда вероятнее, что в историческом плане «чудодейства Иисуса не соответствуют никакой известной модели»[665]. Они, впрочем, вполне гармонично сочетаются с нашей моделью «Иисус–пророк».Ребром стоит такой важный вопрос: были ли деяния Иисуса в каком–то смысле «магией»? О различии между чудом и магией в последнее время много писали, иногда приводя развернутую аргументацию[666]
. Можно выделить два довольно разных подхода.