Можно заключить, что, взятые в совокупности, факты указывают в одном направлении: обычная деятельность Иисуса — это деятельность пророка, в смысле возвещения израильтянам срочной Вести от избравшего их Бога.
Как мы уже говорили, Иисус не только выступал с грозными предупреждениями, но и радушно принимал тех, кто внял его Вести. Он собрал вокруг себя разношерстную компанию людей, откликнувшихся на его проповедь. И это входило в его пророческое служение. Общий же эффект очевиден. Люди в целом считали его великим пророком, подобным пророкам древности, возвещающим Израилю близкий суд и оправдание. Они видели, что в его Вести его собственная личность играет ключевую роль.
Пересказу Иисусом израильской истории и его пророческому возвещению Суда четко соответствует другая сторона его пророческой деятельности. Эта сторона связана с его действиями. Мы видим здесь два особенно важных элемента — те, что Кроссан определяет как «магия и трапеза» (Magic and Meal). О братских трапезах Иисуса мы подробнее поговорим в главе 9
, когда будем разбирать переосмысление им символов израильской жизни. В настоящий же момент обратим свое внимание на то, что Кроссан предпочитает называть «магией», более традиционные экзегеты — «чудесами», а я — «деяниями силы» (mighty works).(iv) Сильный в деле
(а) Введение
Нынешний «третий поиск» был свидетелем своего рода тихой революции в отношении к «деяниям силы», которые Иисус, как сообщалось, совершал[659]
.Оба рассуждения нелогичны. Ведь наиболее прямые новозаветные утверждения о Воплощении, — они содержатся у Павла, — к «деяниям силы» ни малейшего отношения не имеют. В то же время евангельские рассказы о «деяниях силы» обычно приводятся не с целью «доказательства» «божественности» Иисуса. Поэтому, если мы хотим обсуждать деяния Иисуса серьезно, эти старые предпосылки следует отбросить.
Более глубокие современные исследования пришли к выводу: существующие факты можно объяснить, только допустив, что Иисус совершал деяния, которые тогда не поддавались (возможно, и сейчас не поддаются) «натуралистическому» объяснению, — да позволят мне на минуту воспользоваться этой терминологией[660]
. Сразу оговорюсь: я вовсе не за то, чтобы искать такого рода объяснения (например, редукционистские). Конечно, даже не веря в «чудеса», можно удовлетворительно объяснить многие рассказы об исцелениях (ссылкой на «психосоматику») и «природные чудеса» (ссылкой на «мифы»). Однако необходимо понимать: современники Иисуса (не только его ученики) верили, что он обладает удивительными способностями. Церковь не выдумала обвинение, что в Иисусе был Вельзевул, но такого рода обвинения выдвигаются лишь для объяснения некоего необычного феномена[661].В методологическом плане благоразумно воздержаться от поспешных суждений о том, что в нашем пространственно–временном континууме возможно, а что невозможно[662]
. Есть многое на свете, что и не снилось постпросвещенческим мудрецам. Люди, которые живут и работают в областях, менее затронутых Юмом, Лессингом и Трельчем, это знают хорошо. Разумеется, я не отрицаю существования легковерия и доверчивости, невежества и самообмана. Я не отрицаю и того, что, когда евангелисты создавали свои повествования об Иисусе (например, о его необычных деяниях), они компоновали материал в своих богословских интересах, вводили ветхозаветные цитаты и т. д. Я также не предлагаю, отбросив юмовские представления о чудесах, принять мировоззрение, где (обычно отсутствующий?) Бог довольно произвольно и иррационально вмешивается в мир. Таким образом, воздержание от суждения — не попытка (наказуемая!) протащить под видом нейтральности старомодный «супранатурализм», а–ля иные апологеты–консерваторы, — с мыслями не об Иисусе, а о том, как доказать с помощью чудес «истинность» Библии. Ведь результаты нашего (как и любого другого важного) исследования могут поставить под сомнение базовые мировоззрения. Как же можно априорно исходить из единственной возможности какого–то конкретного мировоззрения! Это была бы подмена доказательств исходной посылкой, желание слушать лишь эхо собственных голосов.Сами понятия «чудо»/«естественное»/«сверхъестественное» предполагают мировоззрения совершенно иные, чем у галилейских крестьян I века. Какие слова использовали евангелисты?