Как же воспринимали Иисуса крестьяне, видевшие и слышавшие его? Приведенные нами факты дают ответ: как
Наш вывод: внешняя сторона личности Иисуса — пророк. Это само по себе способно по крайней мере наметить объяснение многих фактов его служения. Однако мы не можем на этом остановиться. Едва ли ранняя Церковь выдумала речение, в котором Иоанн Креститель — «больше, чем пророк»[707]
. Но если это сказано о Крестителе, то что же тогда говорить об Иисусе? Конечно, некоторые, недолго думая, перепрыгнут к никейской христологии в чистом виде. Им придется (и не в последний раз) сдерживать себя. Негоже старшему брату (ортодоксии) ставить условия возвращения младшего (истории). Но вопросы «кто же это?» или, по крайней мере, «кем он себя считает?» не уходят. Проблема выходит на поверхность в вопросах, обращенных к ученикам в Кесарии Филипповой. Ученики приходят к мысли, что Иисус больше, чем пророк.Но нам придется немного обождать. Прежде тайны — Рассказ. Этот Рассказ (точнее, рассказы) четко указывает: Иисус не считал, что его миссия ограничена только его собственным поколением, одним звеном длинной и продолжающейся цепи. (Из описанных Иосифом Флавием «пророков–вождей» так вообще никто не считал.) Он думал, что его деятельность приводит израильскую историю к судьбоносной кульминации. Он верил, что через него приходит Царство Божье.
Глава 6. Рассказы о Царстве (1): Возвещение
1. Введение
«Собирается дождь». Фраза достаточно ясная, но ее смысл (meaning) варьируется в зависимости от контекста[708]
. Контекст дает имплицитное повествование, и смысл утверждения зависит от той роли, которую он играет в дополнительных потенциальных повествованиях. Возьмем несколько примеров.Во всех этих случаях утверждение «собирается дождь» необходимо услышать в контексте всего имплицитного сюжета, всего имплицитного повествования. Смысл слова — работа, которую оно выполняет в предложении. Смысл предложения — работа, которую оно выполняет в
Нужду все это говорить вызывают лишь частые сомнения в самом принципе, — особенно со стороны авторов, которым претят мода на «рассказ» как категорию и представление о «метарассказах» как смысловом контексте действий и высказываний. Поскольку далее (гл. 6–8) я доказываю, что значительную часть Иисусова «учения» лучше понимать в категориях имплицитного (иногда — эксплицитного) рассказа, важно сразу прояснить некоторые общие моменты. О притчах Иисуса как об эксплицитных рассказах учеными было сказано немало. Но ведь и непритчевые высказывания Иисуса — тоже рассказы, эксплицитные или имплицитные. Последний факт не всегда понимают, что я и покажу в главах 6–7 — вместе с новой интерпретацией взглядов Иисуса на воцарение Бога Израилева.
В частности, я попытаюсь показать следующее.
1) Говоря о «Владычестве»/«Царстве» Бога Израилева, Иисус делал аллюзию на прекрасно знакомую ему и его слушателям фабулу.
2) Способ пересказа Иисусом этой знакомой истории ломал ее стереотипное восприятие. Это особенно хорошо видно в притчах, но и не только в них. Рассказ обретал новую форму.