Иисус Христос: Жизнь и учение. Книга V. Агнец Божий

Христос на суде у Пилата. Фреска XIV вв

Однако, как мы видели, согласно автору четвертого Евангелия, терминология, связанная со светом, восходит к Самому Иисусу, вновь и вновь возникая в Его прямой речи. Мы также имели возможность убедиться в том, что целый ряд метафор в речи Иисуса имеет значение, выходящее за пределы обычной метафоры или символа: они обладают и переносным, и буквальным смыслом, имеют и духовное, и материальное выражение.

Так, например, вода живая – символ вечной жизни, благодати Святого Духа. Но вода является, кроме того, и той материальной субстанцией, которая используется в таинстве Крещения. Без этой воды невозможно вступление в Церковь, а значит, невозможно и вхождение в Царствие Божие (Ин. 3:5). Для человека как существа, состоящего из души и тела, материальная субстанция в качестве носительницы благодати Божией оказывается необходима.

Точно так же хлеб является символом Иисуса, дающего людям духовную пищу, утоляющую их духовный голод. Но материальный хлеб, изготовленный человеческими руками, необходим для таинства Евхаристии, без которого человек не может иметь в себе жизнь (Ин. 6:53). Через хлеб, ставший Телом Христа и вошедший в материальную плоть человека под видом материального хлеба, человек как существо одновременно материальное и духовное всем своим естеством соединяется с Богом.

Иисус метафорически изображает Себя в виде доброго пастыря (Ин. 10:11). Но это тоже не просто метафора. Он создает Церковь как общину Своих учеников, в каждом новом поколении заново рождающихся от воды и Духа. Для этой общины Он становится реальным пастырем, осуществляя управление ею через Своих учеников, но продолжая невидимо присутствовать среди них. К апостолам, а через них ко всем последующим поколениям Своих учеников Он обратит слова: Не оставлю вас сиротами; приду к вам. Я живу, и вы будете жить (Ин. 14:18–19); Я с вами во все дни до скончания века (Мф. 28:20). В каждом новом поколении живое присутствие Иисуса как доброго пастыря будет возобновляться в опыте христианской общины и в личном опыте отдельных ее членов.

Список метафор-символов, имеющих значение, выходящее за пределы метафорического или символического, можно продолжить. Свет, безусловно, относится к их числу. Синоптические Евангелия рассказывают о том, как Иисус преобразился перед учениками, и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет (Мф. 17:2; Мк. 9:2–3; Лк. 9:29). Здесь свет отнюдь не метафора: он имеет вполне конкретное, видимое выражение, заставляя учеников в страхе пасть на землю. По крайней мере, один раз Иисус явил ученикам тот свет, о котором говорил в Своих поучениях, но который был скрыт под «завесой» Его человеческой плоти (Евр. 10:20).

И синоптики, и автор четвертого Евангелия повествуют о том, как Иисус даровал или возвращал зрение слепым (Мф. 9:27–31; 12:22; 15:31; 20:34; 21:14; Мк. 8:22–26; 10:46–52; Лк. 7:21; 18:35–43; Ин. 9:1–7). Для людей, исцеленных Иисусом, свет – не метафора, а часть их экзистенциального опыта. Обретение зрения благодаря Иисусу становится главным событием жизни исцеленного на материальном, физическом уровне. Если же оно, как в случае с бывшим слепорожденным, сопровождается обретением духовного зрения благодаря вере в Иисуса (Ин. 9:35–38), то становится также главным событием его духовной жизни, поворотным пунктом, с которого начинается его путь к жизни вечной.

Преподобный Серафим Саровский. Житийная икона Нач XX в

Рассматривая повествование о Преображении в книге «Чудеса Иисуса», мы указали на особое внимание, уделяемое в восточно-христианской богословской традиции вопросу о природе Божественного света[385]. Не будем повторять то, что подробно изложено там. Напомним лишь, что Божественный свет воспринимается в восточно-христианской традиции не только как метафора, используемая для описания Бога, но и как составная часть религиозного опыта, доступного избранникам Божиим в разных поколениях. Хотя рассказы о видениях, подобных тому, которого ученики Иисуса удостоились на горе Преображения, не часты в христианской литературе, их достаточно для того, чтобы утверждать, что восточно-христианская (православная) традиция обладает особым, уникальным опытом общения с Богом через созерцание Его света. Здесь мы выходим не только далеко за пределы метафорического языка, но и вообще за пределы явлений, которые можно описать в литературных или языковедческих категориях.