Иисус Христос: Жизнь и учение. Книга V. Агнец Божий

Когда мы читаем евангельские повествования о том, что делал и говорил Иисус (в особенности это относится к четвертому Евангелию), мы далеко не всегда понимаем, почему Он поступал так, а не иначе, говорил то, а не другое. То, что Он делал и говорил, было адресовано не только Его современникам, непосредственным участникам событий. Не в меньшей, а может быть, и в значительно большей мере оно было адресовано будущим поколениям. После Его смерти и воскресения апостолам предстояло вспомнить эти дела и слова и полностью переосмыслить их в свете того нового опыта, который они получили, когда Иисус воскрес и явился им, когда затем на них сошел Святой Дух и когда они, собираясь вместе для преломления хлеба, вновь и вновь возвращались к тому, что слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали их руки (1 Ин. 1:1).

В отличие от Баха, о котором забыли на много десятилетий и потом неожиданно вспомнили, Иисус Христос не был забыт после смерти. Он создал живую традицию, внутри которой не только сохраняется память о Нем, но и Сам Он незримо присутствует – прежде всего в Евхаристии. Именно таинство Евхаристии стало тем фундаментом, на котором было построено все здание Церкви. Она скрепляет верующих в единое тело и соединяет со своим Главой – Христом (Кол. 1:18).

Каждое новое поколение христиан возвращается к беседе о небесном хлебе как одному из сердцевинных пунктов учения Иисуса. Каждое новое поколение пастырей толкует ее в свете того евхаристического опыта, который ему дается. И только в свете этого опыта и изнутри его эта беседа обретает смысл. Любое ее толкование вне евхаристического контекста может породить лишь недоумение и вопросы: Какие странные слова! кто может это слушать?

Глава 6 Иисус на празднике кущей

Нам предстоит теперь обратиться к большому разделу Евангелия от Иоанна, о котором один из современных исследователей этого Евангелия пишет так:

Мы подошли к тому, что, честно говоря, является наиболее трудным и непривлекательным разделом четвертого Евангелия. Кроме двух или трех пассажей, я полагаю, что в главах 7–8 не много того, что, если бы было опущено, причинило бы огорчение. Содержание этих глав полемично: Иисус постоянно пребывает в спорах и ссорах с иерусалимскими властями, тогда как более широкий слушатель, подобно хору в греческой драме, недоумевает и разделяется в своей реакции. Взаимодействие между повествованием и богословием, характерное для четвертого Евангелия, до такой степени смещено в сторону богословия, что цельность повествования приносится в жертву снова и снова[246].

Насколько субъективной и односторонней является эта оценка, нам предстоит убедиться на основе анализа 7-й и 8-й глав Евангелия от Иоанна, которые, несмотря на свой ярко выраженный полемический характер, в значительной степени составляют богословскую сердцевину этого Евангелия – хотя бы потому, что почти полностью состоят из прямой речи Иисуса. Рассматривая эти главы, мы попытаемся вычленить наиболее важные богословские концепты, а также ответить на вопрос о причинах, побудивших Иисуса изложить эти концепты столь необычным способом.

7-я глава Евангелия от Иоанна представляет собой загадку с точки зрения композиции, содержания, взаимодействия различных элементов друг с другом. «Ни одна глава в Евангелии не ставит столько проблем для анализа, как эта, и продолжающиеся разногласия [между учеными] не удивительны», – отмечает еще один исследователь[247]. Разгадывать загадку ученые обычно берутся путем декомпозиции текста – расчленения его на части с целью отделения оригинального авторского текста от более поздних редакторских комментариев, а также с целью выявления различных источников, из которых, по представлению этих ученых, как из лоскутов, соткана повествовательная ткань главы.