Иисус — крушение большого мифа

Так что, подводя итоги этому, получившемуся совсем небольшим, разделу, посвященному отцу Иисуса, приходится констатировать, что о нем нам известно лишь то, что звали его Иосиф, и что зарабатывал он на жизнь работами в сфере строительства. Вместе с тем, это, судя по всему, был человек, отличавшийся какими-то замечательными добрыми внутренними качествами, оказавшими впоследствии огромное влияние на формирование итогового мировоззрения Иисуса.

Глава 6. Побег из семьи…

Как можно видеть, детство Иисуса проходило в семье, с которой у него были сложные отношения, обусловленные, прежде всего, плохими взаимоотношениями с его матерью, Марией. Напряженные отношения и неизбежные стычки с матерью, конечно же, создавали общую тяжелую для Иисуса атмосферу взаимоотношений в семье, формируя в нем комплекс изгоя, комплекс «чужака среди своих». И записанные в Евангелии от Марка, и рефреном звучащие во всех остальных Евангелиях, горькие слова Иисуса: «Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников, и в доме своем»(Мр.6:4), — лишь подтверждают этот вывод.

Кроме того, анализируя содержание Евангелия детства от Фомы, можно прийти к выводу, что в детстве Иисус мог отличаться достаточно агрессивным поведением. Судите сами: почти половина описанных там эпизодов — это сцены, в которых разные люди либо заболевают и становятся калеками, либо умирают в результате того, что по каким-то причинам рассердившийся на них мальчик-Иисус проклинает их.

Едва ли автор этого произведения не был знаком с содержанием тех Евангелий, которые считаются каноническими, и не видел, что Иисус, описываемый в них, являет собой образ человека, который менее всего может быть ассоциирован с агрессивностью, с желанием проклинать и мстить за себя. Тогда каким же образом в его описаниях детских лет Иисуса могло оказаться столько именно такого рода сцен? Как могло прийти ему в голову, что Иисус, проповедовавший о любви к врагам, в детстве мог отличаться мстительностью и желанием проявлять свои «сверх способности» в отмщение тем людям, которые чем-либо не угодили ему?

Разумеется, если автор Евангелия детства представлял себе Божественное всемогущество, как возможность (в том числе) в любой момент неограниченно жестоко карать любого, кто был сочтен провинившимся, то тогда сцены проявления такого рода «могущества» становятся в его Евангелии просто-таки смысловой необходимостью. Но, вместе с тем, авторы канонических Евангелий тоже имели именно такие представления, однако никто из них не поместил в свои повествования никаких историй, в которых Иисус проявлял бы некую «всемогущую мстительность» по отношению к своим врагам. Единственная история, которая может быть отнесена к этому классу — это история с проклятием смоковницы, но несчастное засохшее дерево, это все-таки лишь дерево, а никак не люди.

Как же автору Евангелия детства могло прийти в голову, что для Иисуса в детстве могли быть характерны поступки, абсолютно не присущие ему во взрослом состоянии? И даже если речь идет о проявлении «божественного всемогущества», то почему, по мнению автора Евангелия детства, оное всемогущество могло в детстве проявляться Иисусом таким образом, каким он никогда не проявлял его, будучи взрослым?

Вариантов ответа тут может быть, на мой взгляд, лишь два. Первый (и наименее вероятный) — это вариант, объясняющий появление такого рода сцен исключительно безудержной творческой фантазией автора данного Евангелия. Просто взял человек, да и вписал в придуманное им «детство» выдуманные им проявления «святой жестокости», не задумываясь о возникшей в результате этого явной нестыковке образа Иисуса-ребенка с образом Иисуса-взрослого в других Евангелиях.

Такое, разумеется, могло произойти, но все же, проявление столь легкомысленно-пренебрежительного отношения к текстам Евангелий, описывающих деяния взрослого Иисуса, автором, взявшимся описать его детство, выглядит, по меньшей мере, странно. В особенности, если сей автор и впрямь руководствовался в своей работе исключительно собственной фантазией, сочиняя свои истории, как говорится, «на пустом месте». В этом случае он должен был бы обладать прямо-таки исключительной самонадеянностью в своей готовности конфликтовать с авторами других, уважаемых во множестве христианских общин и потому признанных впоследствии каноническими, жизнеописаний Иисуса.

Посему, гораздо более вероятным, на мой взгляд, является вариант допущения того, что автор Евангелия детства все же обладал некой информацией о реальном детстве Иисуса, информацией, содержащей в себе сцены, в которых Иисус представал отнюдь не «пай-мальчиком». И полностью, по-видимому, доверяя источнику этой информации, автор эти сцены не проигнорировал, а перетолковал из простой детской агрессивности в проявления «карающего божественного всемогущества», в таком виде и поместив их в свое повествование.