Иисус — крушение большого мифа

В этом случае, имея обоснование в виде рассказов надежного свидетеля, автор Евангелия детства действительно мог достаточно уверено публиковать такие истории из детской жизни Иисуса, которые, даже в переделанном «на божественный лад» виде, очень плохо стыковались с образом взрослого Иисуса. Уж стыкуются эти детские истории со взрослыми или не стыкуется — а надежный человек рассказывал, что было вот именно так…

Аналогичные истории можно найти и в другом апокрифе — Арабском евангелии детства. Но этот апокриф (как и еще один, содержащий рассказы о детстве Иисуса — Протоевангелие от Иакова) написан явно не раньше 5–6 веков, о чем говорят содержащиеся в нем восхваления Марии, вошедшие в христианское богословие лишь в этот период.

Евангелие же детства от Фомы не только не содержит никаких восхвалений Марии, но даже ни разу не упоминает ее имени, в отличие от имени ее мужа Иосифа, о котором, как об отце Иисуса, вообще говорится в нем гораздо чаще, чем о матери. Поэтому данное произведение, датируемое 2 веком н. э., действительно могло быть написано именно в это время, если не раньше. И в таком случае, содержащиеся в нем сведения действительно могли иметь под собой подлинную, реальную основу.

Так что, основываясь на этих сведениях, как на — с большой долей вероятности, — достоверных, мы можем признать вполне обоснованным сделанный в начале этого раздела вывод о том, что в детстве Иисус был отнюдь не «пай-мальчиком» и мог отличаться достаточно агрессивным поведением, в особенности реагируя на поступки людей, которые ему не нравились.

Ну, а история Евангелия детства от Фомы о том, как Иисус в 12 лет спокойно провел вне семьи целых три дня, будучи забыт в Иерусалиме после завершения паломничества, еще в древности была сочтена достоверной и «достойной» включения в состав рождественских сказаний, дописанных в 4 веке к Евангелию от Луки. С тех пор, именно в качестве достоверной, она и распространяется христианством.

А ведь это история о том, что уже в 12 лет Иисус вовсе не был домашним ребенком, привязанным к домашнему очагу и боящимся остаться без родительской опеки и заботы. В течение трех дней, оказавшись один в большом городе, он умудрялся находить себе и пищу, и кров, и компанию, так что в итоге был не очень-то и рад нашедшим его родителям, намекнув им в разговоре, что не считает их дом своим родным домом…

Вся эта информация подводит нас к выводу, что отсутствие каких-либо сведений о детско-отроческом периоде Иисуса может объясняться тем, что был он в этот период отнюдь не «божьим ангелом», а «трудным ребенком», росшим в атмосфере конфликта со своей семьей (и особенно с матерью) и отличавшимся агрессивным поведением в отношении окружающих. А история с его трехдневным самостоятельным пребыванием в Иерусалиме в возрасте 12 лет, может говорить о его склонности и способности жить вне семьи, — склонности, которая могла привести к тому, что в вышеописанной ситуации подросток-Иисус вполне мог, в один прекрасный день, попросту сбежать из дома.

И такой побег, такой поворот событий, не мог, разумеется, привести ни к чему хорошему. В Евангелии от Луки есть одна очень и очень любопытная притча, которую принято называть притчей о блудном сыне. Притчу эту рассказывает сам Иисус, и говорится в ней о достаточно печальной судьбе одного молодого человека, решившего как-то по собственной воле покинуть отчий дом. И хотя общий финал у этой притчи позитивен, все же она описывает, что очень горького горя этому молодому человеку пришлось нахлебаться просто, что называется, под завязку.

Может ли оказаться так, что эта притча является (если не в деталях — то в сюжетно-смысловой основе) автобиографической для Иисуса? Что ж, по меньшей мере, наши выводы об Иисусе, как о неблагополучном подростке, имевшем проблемы в семье (прежде всего — с матерью) и с окружающими, делают такое допущение вполне возможным. Кроме того, притча эта настолько необычна, настолько нестандартна по своему содержанию (и прежде всего — по содержанию своего финала), что полностью выдумать ее, едва ли кому-нибудь вообще и удалось бы!

Финал этой притчи настолько далек от стандартной морально-религиозной назидательности, что человеку, ни с чем подобным в своей жизни никогда не сталкивавшимся, невозможно не только самому придумать такую историю, но даже и всерьез принять ее из чьих бы то ни было уст. Я лично знал одного пастора (отнюдь не последнего человека в христианско-протестантских кругах Санкт-Петербурга), который публично, с кафедры своей церкви, отрекся от этой притчи, как от недостоверной, в виду ее очевидной, на его взгляд, вредоносности!