Иисус — крушение большого мифа

А вот в организационном плане все выглядит несколько странновато. Дело в том, что общину почему-то стали организовывать не иначе, как на коммунистических принципах тотального обобществления имущества и последующего «справедливого распределения» между членами общины необходимых благ. Почему именно так? Постараемся ответить на этот вопрос чуть ниже, а пока сосредоточимся на истории, описанной в Деяниях, истории о том, как одна супружеская чета попыталась войти в эту общину, и что из этого вышло.

Так вот, муж и жена, звали которых Ананий и Сапфира, решив тоже стать членами новой общины, поступили, как того требовали установленные Апостолами правила: они продали свое имущество и принесли вырученные деньги «к ногам Апостолов». Однако, было в их поступке одно «но»…

Допустили они «малодушие», и на всякий случай решили кое-что из полученных средств все же оставить себе, приберечь на «мало ли что». Как показало время, были эти супруги в своих сомнениях относительно системы «все обобществить и поделить» абсолютно правы: просуществовав лишь какое-то недолгое первое время, апостольский «иерусалимский коммунизм» исчез с исторической сцены.

К тому же, ничего нигде не сказано, чтобы оные супруги заранее клялись непременно отдать все, ровно до последней копейки. Да и в любом случае — это было их личное имущество, распоряжаться им они имели полное право так, как им пожелается, и потому, казалось бы, сколько ни реши они отдать на нужды общины, то и надо принимать как должное, с благодарностью и без всяких расследований, всё ли подчистую отдали. Но, как выясняется, это именно только «казалось бы»…

Петр, возглавлявший на тот момент общину, каким-то образом узнал об их «коварном плане» полностью распродать свое имение, но деньги при этом отдать в общину не все, а лишь какую-то часть. Видимо, доверились Ананий и Сапфира кому-то из очень уж «ревностных» членов общины…

И узнав о таком деле, Петр не то, чтобы расстроился — он пришел в страшнейшую, просто-таки величайшую ярость! А надо сказать, что имя Петр — это греческий эквивалент арамейского прозвища Кифа, что можно перевести, как «скала» или «глыба». Надо полагать, что такое прозвище Петр получил не иначе, как за свои выдающиеся физические габариты, силу и воинственный характер, который он не раз и проявлял.

И вот эта Скала-Глыба, в ярости обрушивается с обвинениями и угрозами на принесшего свои деньги и ничего худого не ожидавшего Ананию. Напор был таким, что бедняга, не успев проронить ни слова в ответ, получил либо инфаркт, либо инсульт, от чего там же на месте и помер. Как говорится, «добро пожаловать в общину, благодарим вас за ваше пожертвование»!..

Увидев такие последствия, Петр не просто не огорчился, не расстроился и не подумал, что, может быть, он как-то так, слегка перестарался — нет-нет! Петр только воодушевился произведенным эффектом, и с нетерпением стал поджидать следующую подлую обманщицу — Сапфиру, жену подлого обманщика. И когда та, ничего еще не ведая, пришла для того, чтобы быть радостно принятой в желанную общину, он встретил ее так, что и она, вслед за мужем, тут же и покинула сей бренный мир. Финал, занавес, аплодисменты!

Дивную сию историю можно прочесть в 5 главе книги Деяний Апостолов, в стихах с 1 по 10. А в стихе 11, подводящем итог этой истории, сказано: «И великий страх объял всю церковь и всех, слышавших это»…

Знаете, чтобы вот так отреагировать на какие-то деньги, которые ты посчитал «недонесенными», чтобы быть готовым за эти деньги даже и жизни лишить, причем не одного, а сразу двух человек, для этого надо иметь за плечами прошлое отнюдь не «простого мирного рыбака»!

Ведь если первую смерть — смерть Анании, — можно было бы посчитать трагической случайностью, то уж никак не стоило бы повторять аналогичное воздействие на Сапфиру, постаравшись уж с нею-то обойтись как-то помягче. Но никакой такой «трагической случайностью» Петр ничего тут не счел, и, дождавшись появления счастливой Сапфиры, вновь обрушил всю мощь своего гнева и ярости, теперь уже на нее.

То, что и эта несчастная женщина, как мы знаем, тоже не смогла перенести такой атаки, и тоже умерла, вслед за мужем, было воспринято с мрачным торжеством, как подтверждение авторитета и силы, идти против которой — смерти подобно. И воцарившаяся в общине атмосфера страха его только радовала, поскольку, судя по всему, другого вида авторитета Петр-Глыба просто и не понимал.

Почему? За тот год, что они провели вместе с Иисусом, как с проповедником любви, Петр, конечно, видел перед собой пример авторитета, установленного не на страхе, а на любви. Так почему же он не воспроизвел именно его? Очевидно потому, что не смог. А не смог же, наверное, потому, что за предшествовавший этому «году любви» гораздо более длительный период времени, в нем сформировались и утвердились совсем другие категории и стереотипы авторитета — авторитета силы, подчинения, страха.