Иисус Навин. Давид

Семья Давида была истово религиозной. По крайней мере раз в год Иессей совершал со своими сыновьями паломничество в культовый центр Иуды, в Галгал, к выдыхающей пар расселине на Иордане, к крутым склонам, где в первый раз был установлен Ковчег Завета во времена Иисуса Навина. Они также путешествовали в Номву, в пяти милях к северу от Вифлеема, между Иерусалимом и Анафофом, куда многие из священников бежали после разрушения Силома и где, как кое-кто считает, пребывал Ковчег во времена юности Давида. Каждый раз, когда пламенеющий рассвет призывал семью Иессея в оливковые рощи, виноградники или на пастбища, они сначала собирались у простого каменного алтаря на взгорке посреди полей Иессея и просили Яхве благословить их труд и дневную жатву.

Но именно в одиночестве, среди овец, Давид упивался верой пустыни, точнее, двоеверием его отцов, идущих к земле Ханаанской. Солнце перемещалось по дуге лазурного неба, окрашивая и оттеняя бледно-медовый камень; тревожный крик удода и цокот испуганной газели оттеняли молчание гор; удушливый восточный ветер пустыни, «шарав», воительствовал с нагруженными морской влагой облаками с запада; а основания гор, казалось, полыхали от яростных небесных раскатов. Посредством всего этого Господь разговаривал с Давидом голосом, которого прочим не дано было услышать.

Спасением Давида от одиночества, страха и скуки была его лира — перебирая ее струны, он сочинял псалмы, хвалы и покаяния, обращенные к вездесущему Яхве, а также его праща, которой он научился владеть с исключительным искусством, отгоняя львов и медведей, угрожавших его стаду, как и призраки филистимлян, бесов его юношеского воображения, — они виделись ему в тени деревьев, в расселинах между валунами на горных склонах.

Время от времени он также отдыхал на руинах древних ханаанских стен и в развалинах храмов. Он молча изучал их или рассеянно ковырялся в земле, откапывая частицы того, что когда-то было ханаанским керамическим кувшином, гиксосской урной или египетским амулетом. Он размышлял о людях, которые когда-то изготовили и использовали эти предметы из земли, на которой теперь жили израильтяне. Когда его пальцы легко и ловко вступали в общение с этими останками, Давид почти непроизвольно начинал размышлять об историческом потоке, о людях с иными богами и другим прошлым, о древнейшем мире, лежащим за пределами физического и духовного познания его молодой страны и его собственного.

Вскоре многим стали известны мелодии Давида на лире и его проникновенный печальный голос, поющий хвалебные псалмы Яхве, пронизанные восторгом, надеждой, жаждой искупления и неповторимой красотой земли израильской. Когда Давид отправлялся с поручением в военный стан, относя своим братьям хлеб, поджаренное зерно, сыр и вино, он брал с собой и лиру. И часто долгими тихими ночами утешал воинов своими песнопениями. Со временем, естественно, и сам Давид вступил в ряды воинов Саула — молодой поэт-воин, чья праща стяжала не меньшую известность, чем его лира. Качества артиста и воина далеко не чужды друг другу в причудливом человеческом скопище. Они сошлись в единую страсть в груди Давидовой — преданность Яхве и верность его земле. И это в свою очередь соединялось со всевозрастающим чувством своей призванно-сти, в котором можно обнаружить и некоторые крупицы того, что люди именуют честолюбием!

В засаде и в дозоре Давид сочетал неприметность пастуха и выносливость крестьянина с уверенностью и самостоятельностью юноши, до срока научившегося справляться с собой, преодолевая свой страх и свое одиночество, свой трепет перед непостижимой таинственностью мира.

Было более чем естественно, что вскоре Давид возвысился до командира и что со временем молва о нем дошла до дворца-крепости в Гиве и до самого Саула.

Взволнованные придворные и старейшины колен, регулярно приходившие к царю посоветоваться и засвидетельствовать свое почтение, видели глубокую душевную печаль, терзающую Саула. Сердце царя, шептали они, наверняка закогтил злой дух. Неужто Самуил накликал на царя гнев самого Яхве?

Саул к тому времени царствовал уже больше двух десятилетий. Он поднял свой народ с колен, заставляя, принуждая, уговаривая его совершать непрерывные усилия, приносить все новые жертвы, чтобы достичь величия Моисея и Иисуса Навина. Саулу выпали моменты небывалого триумфа при самых неблагоприятных обстоятельствах, народ обожал его, и он, стоя на самом верху круглой вершины в Гиве, воссылал благодарственные гимны Богу, даровавшему ему власть над Израилем.