Когда старческая немощь уложила Давида на его ложе в последний раз, он понял насущную необходимость избавить от этого проклятия свое потомство. Соломон вошел в спальню царя, и Давид поручил ему непременно умертвить Семея из дома Давидова, который жестоко проклинал Давида на его долгом мрачном пути в Маханаим, а также казнить Иоава, на руках которого была кровь Авессалома. Ни долгие годы верной службы, ни все неблаговидные распоряжения, которые выполнял Иоав ради своего господина, не могли устранить из памяти Давида чудовищность убийства Иоавом Авессалома.
— Поступи по мудрости твоей, — сказал Соломону умирающий Давид, — чтобы не отпустить седины его мирно в преисподнюю.
Хотя он был далек от совершенства — и библейский текст не скрашивает его пороков, — прозорливость Давида, его вера, а также его политическое и военное искусство создали нацию с уникальным местом в истории и с системой веры, миллионократно увеличенной во времени и пространстве за пределами того удивительно недолговечного и крохотного Первого Израиля времен Давида и Соломона.
Давид, несомненно, был главной фигурой своей эпохи. Он соединял харизматические качества Судей прежних времен с политической сметливостью и реализмом удачливого воина-политика. В отличие от Саула, он не поддавался запугиваниям в напряженные моменты и не страдал свойственной всем вождям болезнью — паранойей. Никому другому не удалось бы спаять одним лишь усилием воли столь своенравный народ в единую нацию. Но две натуры Давида — одна духовная, другая прагматичная и непреклонная — находились в состоянии постоянной войны. Эта двойственность представляется ключом к свойственным ему противоречивости и непоследовательности.
Повышенное чувство собственной смертности усиливало в Давиде и слабые, и сильные его стороны. Потому-то его подданные могли столь легко переходить от поклонения к гневу, что и сам он постоянно колебался от великодушия к злопамятности, от преданности идее к попустительству своим желаниям. Ведь мы нередко встречаем людей необычайно решительных и энергичных, когда надо командовать, и удивительно инертных и безвольных в иных, более благоприятных обстоятельствах.
Великий лидер часто сочетает таланты поэта и охотника. Из взаимодействия этих качеств возникает его победоносная мощь. Но величие Давида имело также источником его глубочайшую человечность. Все остальное возникало из этого — его редкостное чувство истории, его понимание отношений между личностью и обществом и между человеческими стремлениями, страхами, страстным желанием верить. Но в конечном счете величие возникает из способности выпрямиться под бременем своих недостатков. Храм, чья основополагающая важность пережила столетия диаспор и депортаций, невытравимая вера и возрожденный Израиль свидетельствуют о господстве Давида над собой и своим временем, о национальной стойкости, которую он выковал.
Объединенное царство Давида и Соломона просуществовало всего лишь около одного века, а затем раскололось в результате гражданской войны, распада и захвата. Но дом Давида сохранил трон в южной части страны, на землях Иуды, почти на три с половиной столетия. Восемнадцать поколений потомства Давидова прошли через междоусобицы и экспансию великих империй, пока династия, ее столица и Храм не были уничтожены, а сами иудеи пленены или высланы.
Но нескончаемость нити, идущей от царя Давида, есть свидетельство его подлинного величия и его бесценного наследия.