Иисус. Все мировые исследования

Значительные части посланий касаются вопросов гостеприимства, то есть доброжелательного приветствия других (Рим 14:1; 15:7) и способностью подстроиться под их нужды (Рим 14:15–21; 1 Кор 9:20–22). Конечно, уже давно говорится о том, что акцент на этих проблемах, связанных с общей трапезой, очень важен для апостола Павла. Ярче всего видна их связь с тем, как Павел делает относительными законы кашрута, и это обычно приводят в пример того, что и сама Тора для движения христиан тоже стала относительной. Если случай в Антиохии (Гал 2:11–18) «ускорил понимание несовместимости веры в Христа с иудейским образом жизни»[1289] и отделил христианское движение от иудаизма[1290], тогда выходит, что вопрос совместной трапезы разделил Павла и Иисуса. Почти все исследователи согласны с тем, что сам Иисус не пересекал пределов Израиля и не начинал проповеди среди людей других народов. Более того, некоторые предания приписывают Иисусу явную приверженность Торе, пусть даже и в какой-то собственной интерпретации (Мф 5:17–19; 12:1–8; и др.) Если Павел действительно считал, что Тора в целом и кашрут в частности во Христе не нужны или, по крайней мере, неважны, а следование им стоит терпеть лишь постольку, поскольку оно облегчает христианам из иудеев путь к полному пониманию новой веры, – тогда между Иисусом и Павлом мы видим разительное противоречие. Однако на мой взгляд, в теме совместной трапезы есть аспект, ясно указывающий на совершенно противоположное – на то, что Павел прекрасно знал и понимал миссию и весть земного Иисуса.

Святая трапеза: вместе или по отдельности? Слово Господне

Многие отрывки, в которых Павел говорит об общей трапезе, нельзя свести к дихотомии «иудеи/язычники», восходящей к проблемам с кашрутом. На мой взгляд, чрезвычайно важно, что в одном из нескольких случаев, когда апостол Павел открыто ссылается на слово Господне (1 Кор 11:18–26) и тем самым стремится оставаться верным преданию, контекст спора по поводу общей трапезы никак не связан с «проблемой» иудеев и язычников. Кошерная и некошерная пища здесь не упоминается вовсе.

Павел говорит о проблемах, возникающих при общей трапезе, но связаны они с темами, затронутыми в этом же послании ранее (1 Кор 1:10–17). Нестроения и деление на «фракции» в коринфской общине, по-видимому, влияло и на общие трапезы[1291]. По мнению Павла, коринфяне, собираясь за одним столом, не вкушают Вечерю Господню (οὐκ ἔστιν κυριακὸν δεῖπνον φαγεῖν, 11:20), поскольку на самом деле не «трапезничают вместе». Павел сокрушается о том, что они не разделяют трапезу: каждый ест и пьет то, что принес с собой. Это доказывает, что Вечеря Господня задумывалась именно как общая трапеза: предполагалось, что участники ее не только сидят за одним столом, но и едят все, что на нем выставлено![1292] Коринфская манера организации застолья, по-видимому, воспроизводила образцы и ценности общественной иерархии, характерные для застолий греко-римской элиты. Распределение пищи, правила поведения за столом и прочее явно служили для отражения и утверждения существующей иерархической социальной системы[1293]. В результате в Коринфской общине образовалась пропасть между имущими (например, теми, кто мог вволю пить вино) и неимущими (скажем, теми, кто оставался голодным). Некоторые коринфские последователи Христа поняли «личную свободу» как дозволение для богатых и сильных самоутверждаться – в том числе за общим столом – за счет бедных и слабых!

Некоторые понимают преходящий аспект проблемы, выраженный глаголом προλαµβάνειν, как указание на то, что в сути проблемы – встреча представителей различных социальных классов на христианском собрании. То, что одни ели, пока не пришли другие, можно понимать так, что вторым приходилось работать допоздна, в то время как первые находились в более привилегированном положении: либо вообще не работали своими руками, либо по крайней мере раньше заканчивали работу. Вопрос Павла в стихе 22: «Разве у вас нет домов…» (µὴ γὰρ οἰκίας οὐκ ἔχετε) и именование тех, кто чувствует себя униженным, придя позже и обнаружив, что остальные уже сыты и пьяны, «неимущими» (τοὺς µὴ ἔχοντας), вполне могут указывать на социальный статус. Хотя невозможно сказать, в чем именно состояла разница между двумя группами, очевидно, что имело место неравновесие сил и унижение более слабых членов общины.