Многие мехкорпуса, в которых была собрана основная масса танков, к началу войны напоминали больше учебные соединения, чем боевые единицы. Их устаревшая матчасть годилась разве только для обеспечения учебного процесса. Но наглядно показанная в таблице низкая укомплектованность большинства мехкорпусов людьми и основным вооружением была их далеко не единственным слабым местом. Соединения и части, входившие в их состав, зачастую дислоцировались в разных районах, нередко далеко друг от друга. Быстро собрать их в кулак в случае необходимости было совсем не просто. Иногда мехкорпуса по приказу вышестоящего начальства еще до начала войны буквально растаскивались по кускам. Скажем, 28-й моторизованный полк из 28-й тд, входящей в состав 12-го мк, остался в Риге, а ее танковые полки, 55-й и 56-й, в ночь на 19 июня выступили к границе, в район Шяуляя. Из-за этого танки дивизии оказались в 100 км от своей пехоты и были вынуждены пойти в бой без ее поддержки. 1-й мк находился в распоряжении командования ЛВО, но 1-я тд из его состава 17 июня была подчинена 14-й армии и убыла из района Пскова далеко на север, в Алакуртти Мурманской области. В ПрибВО 5-ю тд из 3-го мк передали в непосредственное подчинение 11-й армии.
Об истинных причинах столь резкого увеличения количества вновь формируемых мехкорпусов, для которых не было необходимой техники, историки спорят до сих пор. В своих мемуарах Жуков об этом написал так:
«В феврале 1941 года Генштаб разработал еще более широкий план создания бронетанковых соединений, чем это предусматривалось решениями правительства в 1940 году.
Учитывая количество бронетанковых войск в германской армии, мы с наркомом просили при формировании механизированных корпусов использовать существующие танковые бригады и даже кавалерийские соединения, как наиболее близкие к танковым войскам по своему «маневренному духу».
И.В. Сталин, видимо, в то время еще не имел определенного мнения по этому вопросу и колебался. Время шло, и только в марте 1941 года было принято решение о формировании просимых нами 20 механизированных корпусов» [500].
По мнению авторов, все началось с информации Главного разведуправления, согласно которой немцы довели количество своих моторизованных корпусов до 8-10 [501], а общее количество танков до 10 тысяч штук [502]. В действительности в то время танков в германской армии было только около половины этого количества. Такое большое преувеличение их истинного числа возникло совсем не случайно: в СССР предполагали, что немцы возьмут на вооружение трофейные французские и английские танки. На самом деле они не соответствовали немецким требованиям и использовались в вермахте очень мало, да и то не на советско-германском фронте, а главным образом, в тылу для охраны важных объектов и борьбы с партизанами. Но это мы знаем сейчас, а тогда при планировании за основу были взяты цифры — 10 вражеских моторизованных корпусов и 10 тысяч танков. А дальше простым умножением на 3 пришли к необходимости иметь в Красной Армии 30 мехкорпусов примерно по 1000 танков в каждом[87].
В связи с этим несколько слов о роли Г.К. Жукова в описываемый период. Конечно, это слишком сложная и противоречивая фигура, которую следует оценивать по делам, а не по панегирикам его восторженных поклонников и уж тем более не по его собственным воспоминаниям и позднейшим размышлениям. Авторы не склонны слишком высоко оценивать творческий вклад Георгия Константиновича в теорию и практику военного искусства. Руководство Генеральным штабом — «мозгом» Красной Армии — было доверено человеку, уровень образования которого никак не соответствовал должности его начальника. В 1906 году Жуков закончил три класса церковно-приходской школы, а из военного образования у него за плечами были четырехмесячная школа унтер-офицеров в 1916 г., полгода учебы на 1-х Рязанских кавалерийских курсах в 1920 г., годичные кавалерийские курсы усовершенствования командного состава, законченные в 1925 г., и 3-месячные курсы усовершенствования высшего начальствующего состава зимой 1929/30 г.
Учитывая уровень знаний и склад характера командира 2-й кавбригады Г.К. Жукова, его прямой начальник, будущий маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, командовавший тогда 7-й Самарской кавалерийской дивизией, 8 ноября 1930 г. написал на него аттестацию с четким по военному выводом: