Икар

— Так, ерунда, — махнул рукой Поэт, — вдруг в голову пришло, и знаешь что, — неожиданно протрезвевшим голосом произнес стихоплет, — я откажу тебе, Икар. Не потому, что не верю, хотя хотелось бы, не из-за страха перемен, хотя и он во мне силен, и не потому, что там, — Поэт ткнул пальцем в закопченный потолок, — на Солнце, перестану употреблять, хотя давно пора. Боюсь, поэт — это земное состояние, стихи рождаются печалью и вскармливаются иной раз необоснованной тоской с добавлением сильнейшей жалости к себе, а это верный признак несовершенства. Я черпаю из зловонной ямы и пропускаю через сито собственной души в надежде на то, что просочившееся станет пригодным для питья.

У «исповедующегося» бедняги слезы проступили на глазах:

— Ты зовешь меня к Солнцу, где наверняка чистая вода, точнее, непорочный Свет, и его сиянию добавлять чего-то — только омрачить, затенить, упростить, осквернить. Так поступает садовник, состригая своими длинными ножницами лишние ветки, придавая деревьям и кустарникам правильные формы, не понимая, что идеальное растение то, которое раскрывалось навстречу солнечному свету по замыслу Божьему.

Поэт всхлипнул, снова потянулся к бутылке, но опомнившись, одернул руку и продолжил:

— Нам, уплощенным в сознании, только кажется, что туя, постриженная в форме шара или пирамиды, есть верх совершенства, а это всего лишь физиология человеческого глаза. Мы, трехмерные существа, — Поэт постучал себя в грудь, а затем указал пальцем на Икара, — в трехмерном же мире бездумно запускаем свои беспокойные пятипалые руки в Божественное многомерное.

Он покачал головой:

— Я здесь, в этом притоне, по причине нежелания видеть то, на что способно мое воображение, ибо приоткрывая завесу, начинаю сходить с ума. Господь определил мое место на Земле, и я намерен согласиться с Ним.

Вывалив все, что тяготило его душу, Поэт жестом священника, отпускающего грехи, махнул рукой. Внимательный официант, истолковав его по-своему, подлетел к столику:

— Чего изволите?

Икар дернул работника общепита за белоснежный в прошлой жизни рукав:

— Пожалуй, голубчик, счет.

Погрустневший Поэт извиняющимся тоном пролепетал:

— Денег у меня нет. Здесь я обычно расплачиваюсь стихами, но сейчас вдохновение… — он порыскал взглядом по углам, забрался под соседний столик, — куда-то делось.

— Я помогу, — сказал Икар и с улыбкой выложил на стол зерно и рыбу. — Что видишь, напиши о сути.

Поэт просветлел и, недолго думая, начал:

— В те дни, когда Адам бродил

Грустя меж древ благоуханных,

Собой любуясь беспрестанно,

Поскольку был совсем один,

И свет, идущий сквозь забор,

Пылал любовью и заботой,

И даже Змий свои остроты

— Припрятал до известных пор.

В пруду садовом, не страшась

Ни сети, ни крюка с «приветом»,

Откуда ж знать в Раю об этом,

Жил скользкий любопытный язь.

Вот как-то раз, в один из дней,

Точней не скажешь, много лет

Минуло, очевидцев нет,

А Бог молчит, ему видней.

Зашел Адам, прельщенный плеском

Спокойной до того воды,

В том были все его труды –

Слоняться райским перелеском

И изучать Эдем рутинно,

Пока Отец творит всерьез

Вселенную из ярких звезд,

Умишком первого мужчины.

Язь, высунув башку наружу,

Сказал: — Адам, растет бутон

В саду, мне очень нужен он,

Я без тебя один не сдюжу,

Ни рук, ни ног не дал мне Бог

И поселил поглубже, в тину.

Поверь, унылая картина…

Я не живу, мотаю срок.

— Я не могу сорвать цветок,

Запрещено Отцом Небесным.

Сказал Адам: — Но интересно,

Какой тебе, карасик, прок?

— Я не карась, жующий тину,

Безвольно ждущий щучью пасть

Тебе, Адам, что за напасть?

Не надорвешь бутоном спину.

Неси меня, коль преступить

Боишься ты закон отцовский

Характер у меня бойцовский,

Ни дать, ни взять, не отступить.

— Подохнешь, рыба, вот мой сказ,

Не донесу тебя обратно.

Возиться с трупом неприятно,

Щекочет нос, слезится глаз.

— Мне опостылил пруд с затоном,

Судьбу свою твоим рукам

Я предаю, а ты ногам

Дай волю, чтоб успеть к бутону.

Адам, не мешкая, схватил

За жабры страждущую рыбу,

Как будто сдвинул с места глыбу,

И побежал что было сил.

Бутон заветный вдалеке,

Желтея в травах неприлично,

Явился колоском пшеничным,

Качавшимся на ветерке.

— Вот твой цветок, язь, посмотри! –

Кричит Адам молчащей рыбе. –

Кто страждет, тот свою погибель

Отыщет сам на раз, два, три.

— Браво! — воскликнул официант. — Этого достаточно и благодарю за чаевые.

Поэт картинно поклонился всему залу, из которого донеслись редкие, но искренние хлопки.

— А как вам? — повернулся он к Икару.

— Можно было и получше, — угрюмо пробурчал молодой человек и направился к выходу.

Глава 8. Икар и восьмой апостол

Армия моих сторонников, думал Икар, не успев собраться, стремительно сокращалась. Желающих отправиться в незабываемое путешествие к Солнцу не находилось, но верующий в собственную правоту молодой искатель истины не унывал. Он бодро шагал по улице, украшенной невиданных размеров гирляндой из кустов мальвы, с редкими вкраплениями молодых каштанов и пихтовых свечек, раздававших прохожим волшебные ароматы собственного парфюма просто так, и улыбка на его лице сияла всеми оттенками превосходных эмоций абсолютно счастливого человека.