Икар должен упасть

— Не смей меня так называть!

— Валентина! Если бы ты осталась на Земле, то уже была бы мертва!

— Ну и ладно! Ладно! Пускай!

— Я не… понимаю.

— Конечно, не понимаешь! Ты понятия не имеешь, через что я прошла! Я устала, Спенсер! Устала жить! А тут ещё и… — она протёрла глаза от слёз. — Всё это…

Уинстон нахмурился:

— Что значит, ты устала жить?

— То и значит! Мне под три сотни лет, Спенсер! Я уже сама забываю, сколько мне, и кто я вообще такая, и кем когда-то была! Я не помню ни своего детства, ни своей молодости, ни даже мать свою! А-а-а! — Валентина с силой растрепала себе волосы. — Я не могу так больше! Всё, что бы я ни делала, я уже делала! Всё, что я ни видела, я уже где-то и когда-то видела! Всех людей… абсолютно всех людей, которых я встречаю, я уже видела, или видела похожих на них, или таких же, как они. И все они… стандартные. Заводские. Словно с конвейера, только какие-то там… предустановки разные! Да одежда. Но всё равно одинаковые! Через десять-двадцать тысяч лиц, с которыми приходилось общаться или работать, или чёрт его знает, ты перестаёшь их различать! Перестаёшь понимать, видел ли ты его уже или нет. И даже этот грёбаный «Икар» по сути мало чем отличается от той же консервной банки Земля-Марс! Только больше. И сложнее.

— Валентина…

— Ничего, вообще ничего в этом мире меня уже давно не удивляет и не радует, хотя я не помню даже половину из того, что знала или… помнила. Я согласилась на этот полёт только ради того, чтобы уже наконец выйти из долбанного контракта по продлению жизни, прилететь на новую планету и сдохнуть уже наконец-то, как все нормальные люди! А теперь я узнаю, что в принципе могла никуда и не лететь! И уже была бы мертва и вот это ваше всё мне вообще было бы по барабану! Так что… — Валентина глубоко вздохнула. — В принципе, зря ругаюсь. Ничего страшного, если я умру здесь. Только мне… — матерное слово. — Как страшно умирать. А так, всё хорошо. Да. Да. Хорошо.

Уинстон ответил не сразу, смотря на неё озадаченным взглядом:

— Ты поэтому такая холодная?

— Да, чёрт побери! Аллилуйя!

— А как же наш секс?

Валентина развела руками:

— Да почему опять всё сводишь к нам?! И при чём тут вообще наш секс?! Секс — это нормально. Секс — это естественно. Секс не причинит мне боль. Если только я сама не захочу такого секса, и то там совсем другая боль. И мне не придётся потом его хоронить, как я похоронила всех и каждого, кто был мне дорог.

— Кого?

— Мать, которую не помню. Сестру, которую помню постольку-поскольку. Трёх мужей и двух дочерей, одна из которых даже паспорт не успела получить.

— А как же внуки?

— Нет их. У меня вообще уже никого нет. И не будет. После того, как я похоронила всех, кого когда-либо любила, я пообещала себе, что ни за что, ни за какие ковришки я не свяжусь с человеком… эмоционально. Так что секс — это единственное, что меня в этой жизни ещё хоть немного радует.

— Ясно… — Уинстон затих на пару секунд. — Ясно.

— Прости, Спенсер.

— Нет, нет. Всё нормально. Ты никогда мне такого не рассказывала.

— Да потому что… — Валентина вздохнула. — Я не хотела причинять тебе боль. Не хотела, чтобы ты знал всё это, а потом накручивал себя, додумывал что-то…

— Нет, я понимал, что тебе слишком много лет, и что ты уже многое видела, и была во многих отношениях, но… я почему-то надеялся, что ты просто играешься. Ну типа «нужна — добейся». «Докажи».

— Не знаю. — Валентина покачала головой. — Я уже не знаю, чего я хочу. Я и раньше не знала, а теперь… все эти смерти… Земля… Генрих…

— Мне очень жаль.

— Я понимаю, что это не ты его убил, но… это же не ты его убил?

— Нет, нет, нет.

— Точно?

— Точно. Не думаю, что вообще способен на убийство.

— Я тоже не думала. До этого дня. — она глубоко вздохнула. — Как ты мог?

— Что именно?

— Быть… вовлечённым во всё это. Быть вместе с ними. Ты же…

— Это всё не сразу произошло. Они годами присматривались ко мне. Обрабатывали. Подготавливали меня, чтобы я согласился, когда они откроют мне свои планы. И после всего этого, у меня уже не оставалось выбора.

— Выбор есть всегда.

— Это чушь. Разве есть выбор между тем, чтобы умереть на Земле, или выжить и построить новую великую цивилизацию там?

— Подчинив себе остальные колонии?

— Именно.

— Но ты же мог рассказать об этом остальным. Ты мог сделать так, чтобы люди узнали! И ничего этого не случилось бы!

— Я бы не успел.

— В смысле?

— Несчастный случай. Потом, когда я уже был в курсе всего… я видел, что случалось с теми, кто решил… дать задний ход.

— Хочешь сказать, Виктор Кюранов был одним из… тех?

— Не знаю. Не думал о этом. Видимо да, раз тоже умер от несчастного случая на работе. Хотя, это неизвестно. В тот день весь Сан-Франциско испытал то… чувство смерти. Возможно, из-за него Кюранов и ошибся, и… ну ты поняла.

— Ясно. И много вас?

— Нет. Почти все на этом корабле, и немного на «Ясоне» и «Одиссее», чтобы минимизировать жертвы во время войны.

— Какие вы прагматичные.

— А чего ты хотела? Всё это разрабатывали долго и тщательно очень умные люди.

— Кто, например?