Их было три

— Вот видишь, ты удивляешься. Я говорю, что слишком стар, и боюсь, что ты станешь смеяться…

— Ой! Почему же я должна смеяться? Гундега тоже собирается учиться. Значит, зимой у меня будут две Мирги — Гундега и ты!

— А как ты сама?

— Что — сама?

— Ты собиралась изучать геологию.

— Да… Наверно, всё-таки не буду. Знаешь, я почему-то не совсем уверена, что мне надо изучать геологию. А учиться вообще, без твёрдой уверенности… не знаю…

— Раньше ты рассуждала иначе.

— Да, да, Виктор, — поспешно ответила она, — ты прав. Видишь ли, я пошла на ферму просто так, временно. Сначала помогала Олге, потом втянулась, кое-чему научилась. Без увлечения, без особого восторга. Работала — и всё. А совсем недавно я увидела, как мёртвый поросёнок задышал в руках Олги.

— Как это — мёртвый?

— Задохнулся. А она его оживила. И ещё двоих. Ты понимаешь, Виктор? Взяла мёртвого и оживила. И как будто это самое обычное дело… Только мы с Гундегой и Арчибалд видели это…

— Ты не представляешь, как ты прекрасна, Жанна! — тихо сказал Виктор.

Она с изумлением взглянула на него.

— Вот ещё! Почему?

— Я люблю слушать, когда ты рассказываешь, о чём ты думаешь.

В этот самый, казалось бы, неподходящий момент проклятый петух, всё время сидевший тихо и спокойно, вдруг забился с такой силой, что закачалась корзинка.

— Цып, цып, цып, петенька, — пыталась утихомирить его Жанна. — Цып, цып, цып!

Петух с минуту прислушивался, но, убедившись, что за ласковыми словами не последовало ни горстки зерна, ни хлебных крошек, обиженно забормотал своё ко-ко-ко, царапая когтями дно корзинки и стараясь столкнуть тряпку, покрывавшую корзину сверху.

Виктор в душе проклинал его.

Дома рыжего опять заперли в сарайчик. Но утром Жанна, открыв дверь, увидела, что петуха и след простыл. Куда мог исчезнуть петух из запертого на засов сарая? Хорьков в Межротах не было. Олга только пожимала плечами, Арчибалд подозрительно хмыкал.

— Куда ты его девал, Арчибалд? — настаивала Жанна. — Признайся!

— Я и пальцем его не тронул.

— Клянись!

— Клянусь. Хоть я его терпеть не мог, этого твоего крылатого драчуна, но, во всяком случае, не настолько, чтобы в четыре часа утра, затемно, ходить по посёлку с петухом под мышкой. Кто-то, по-видимому, ненавидел его сильнее, чем я.

Арчибалд хитро поглядывал на сестру, но та вдруг отвернулась и больше никому не надоедала расспросами.

Под вечер на ферму прибежала Мирга и спросила у Гундеги, где Жанна. Она сообщила ей, что петух заявился домой с самого утра. Такой довольный, всё поёт и поёт. Её прислала мать — как Жанна посоветует с ним поступить.

— Оставьте у себя, — ответила Жанна.

Даже Гундега заметила, с каким облегчением она это сказала. Это почувствовала и сама Жанна, и потому она сдержанно прибавила:

— Подержите хотя бы до осени, пока подрастёт другой петух.

Глава двенадцатая Кто виноват?

1

Кто знает, почему так получилось, но в этом году вишнёвые деревья Межакактов не оправдали надежд Илмы. На полуголых нижних ветвях весной не было ни листьев, ни цвета. Когда-то на вишнях красовались крупные ягоды. Нынче не то — мелкие, сухие, зато, правда, сладкие, как мёд.

Как-то Гундега заговорила о том, что следовало бы старые вишни вырубить и посадить новые, например низкую литовскую. Илма, подумав, махнула рукой, прибавив своё излюбленное:

— Неприбыльно!

Кто с ними будет возиться? Если посадить десятка три-четыре, тогда ещё есть смысл. А иначе к чему? Для варенья хватит с избытком и старых деревьев. А с десятью килограммами или пудом ехать на базар — только день терять…

Илма высказала предположение, что, возможно, виноваты поздние заморозки, хотя обычно здесь, в лесу, они не вредили цвету. За лесом, на открытом месте, дело другое… Гундега промолчала, подумав про себя: "Может быть, причина в том, что нынче весной никто и пальцем не коснулся деревьев. Ведь Фредиса нет".

Как бы там ни было, но вишни выглядели какими-то растрёпанными, унылыми, на стволах, точно слезинки, блестели капли смолы. Завязей было мало, а лишь только ягода начала созревать, на неё чёрной тучей налетели скворцы, которые, по мнению Илмы, в прошлые годы были не так нахальны и жадны. Как будто назло.

Илма принесла с чердака старый пиджак Фрициса, сношенный потом Фредисом, и затасканную рваную ушанку. Связав две жерли крест-накрест, она надела на них пиджак с болтающимися рукавами, на верхний конец жерди надела шапку и, забравшись на самую высокую вишню, водрузила там пугало. Издали казалось, что на дереве стоит сам Фредис и, размахивая руками, гонит скворцов. Илма удовлетворённо смотрела, как пугало раскачивалось, дрожало, как развевались по ветру лохмотья.

"Ничего, довольно внушительно".

И главное — помогло. В тот день скворцы не появлялись.