— Барахло, только и всего, — прибавила Илма. — Жаль, я не знала, что тебе так хочется иметь велосипед. На будущей неделе твой день рождения, я бы тебе подарила.
— Спасибо, тётя, не надо… — отозвалась Гундега. — Я сама, когда получу аванс…
Илма глядела на неё, не переставая удивляться, как сильно, почти невероятно изменилась Гундега, Она уже совсем не та девочка, которая ещё осенью сияла от радости, получив в подарок простенький полосатый штапель, радовалась тому, что её не бранили за рассыпанный изюм…
— Почему не надо? — продолжала Илма, чтобы разговор не получился куцым. — Ты немало тут поработала. Ведь скоро будет год, как ты живёшь у нас! Не приготовь я тебе другого подарка, право, подарила бы велосипед. Ведь тебе трудно каждый день ходить так далеко на ферму.
— До фермы-то нетрудно. — Гундега обернулась на пороге. — А вот до Сауи — да.
— Да Сауи можно добраться на автобусе.
— Автобус, тётя, ходит не тогда, когда мне нужно.
— Когда же тебе нужно?
— Чтобы я могла возвратиться вечером домой.
— Он как раз в половине восьмого идёт!
Гундега даже улыбнулась непонятливости Илмы.
— В половине восьмого мне рано. Уроки ещё не кончатся.
Илма тщетно старалась скрыть свои чувства. Гундега сразу заметила, что известие ей не по душе.
— Значит, всё-таки?
— Я уже сдала документы. За первую четверть у меня табель есть. Начну заниматься с ноября. Ноябрь, декабрь… В ноябре снегу ещё не будет, в декабре, пожалуй, выпадет. Тогда смогу ходить в Саую на лыжах…
— А мне ты об этом ничего не сказала, — упрекнула Илма, не дослушав до конца, и вдруг испугалась мысли, что сейчас Гундега выпрямится, как когда-то Дагмара, и осадит её: "Я совершеннолетняя".
Но нет, этого не случилось. Гундега только удивилась.
— Я говорила. Весной. И вы, тётя, ничего не возразили.
Илма вспомнила. То, что она тогда сказала, Гундега, наверное, не восприняла как протест.
— На кого же ты решила учиться?
— Прежде всего хочу окончить вечернюю среднюю школу.
— И какой в этом будет толк?
Гундега удивлённо подняла глаза, не зная даже, что отвечать. Она прислонила велосипед к стене — ударившись о неё, он звякнул, точно жалуясь, что его вытащили из тишины сумрачного чердака.
— Я, тётя… я многое узнаю. И если успешно закончу, смогу учиться дальше, пойти в вуз.
— Читать и писать ты умеешь…
— Но этого ещё недостаточно! — воскликнула Гундега.
— Недостаточно? А скажи мне, что значит достаточно? Возьми хоть эту самую, твою рыжеволосую, как её?..
— Жанна.
— Да. Жанну. Ты говоришь, она окончила среднюю школу. Думаешь, свиньям очень нужны её грамматики или тригонометрии? От её учёности свиньи и ухом не ведут. Или возьми эту длинную жердь — её брата, зоотехника. Говорят, высшее учебное заведение, какую-то академию окончил. А топчет тот же навоз, в тех же хлевах, что и другие, неучёные. Сколько ему платят, не знаю, но вряд ли он больше тысячи получает.
— Если всё превращать только в деньги… — начала Гундега, но Илма прервала её:
— Помнишь ту бабёнку из Дерумов, в кожаной куртке, что купила Ингу? Хорошо, если она посещала школу две зимы, а разъезжает на "Волге", как барыня. В её шикарном доме снимает комнату бухгалтерша промкомбината и в свободное время полет её огород. Эта бухгалтерша платит за девятиметровую комнатку полтораста рублей и ещё прополкой занимается. А та, в кожаной куртке, командует. Вот как оно в жизни бывает!
— Таких кожаных курток немного! — горячо сказала Гундега.
Илма, кротко поддакнув, и не думала возражать.
— Конечно, немного. Но почему бы, скажем, тебе и мне не принадлежать к числу тех немногих, которые разъезжают на своей машине и не трясутся над каждой копейкой?..
— И всё же я пойду в школу, — решительно заявила Гундега.
— А работа?
— Буду работать, как и до сих пор.
— Видишь, — сказала Илма неуверенно, — если днём ты будешь занята на ферме, вечером в школе, то как выдержит бабушка? Она и так еле на ногах стоит…
У Гундеги чуть заметно дрогнули уголки рта. "Кажется, задело…" — подумала Илма, взглянув в открытое лицо девушки.
— Другие старые, больные люди в её годы посиживают на лежанке, Гунит. А наша — в заботах с утра до вечера. Мне совесть не позволяет взвалить на неё ещё больше работы.
— Как вы сказали, тётя?
— Я говорю, мне совесть…
Илма не договорила. На губах Гундеги появилась горькая усмешка.
Нет, в самом деле, эту девчонку не узнать. Куда делась робкая, пугливая Гундега?
Матисоне, желая порадовать Гундегу, предоставила ей свободный день. А сама Гундега, выгнав вместо Лиены скотину, грустно подумала, что лучше бы сейчас, в день рождения, быть там, на ферме. Лиена опять прихворнула и утром, прежде чем встать, долго ворочалась и надсадно кашляла. Замесив тесто для кренделя и поставив квашню на плиту, снова прилегла. "Только на минуточку", — извиняющимся голосом сказала она. Но когда Гундега пригнала коров, тесто уже уходило, а Лиена продолжала лежать.
— Подай палочку! — попросила она слабым голосом.
— Лежи, бабушка!
— Нет, нет, — заупрямилась Лиена, — дай сюда. Да, сначала принеси капли. Те, с синей наклейкой, здесь у меня где-то был сахар.