Их было три

— Я не знаю… Где-то читала, что счастье наступает тогда, когда человек больше ничего не желает.

— Это было бы слишком грустно — ничего больше не желать. Мне такое непонятно. Ах, я такая ненасытная! Но не потому, что я несчастна. Я бы могла на Новый год составить длинный-предлинный список желаний.

— И что же ты пожелала бы?

— Ну, например, чтобы мне с Александром никогда не пришлось расставаться…

— Кто он?

— Александр? Друг. И если чёрная кошка не перебежит дорогу, то в будущем году — ах, да! Теперь уже следует говорить: в этом — мы поженимся. Ещё хотелось бы, чтобы директор совхоза дал нам комнату, чтобы я попала на смотр самодеятельности в Ригу, чтобы… Знаешь, Гундега, я немного пою. Если бы попасть в консерваторию! Осенью я поступила в вечернюю школу, в десятый класс, надо навёрстывать упущенное. И ещё бы я желала, — добавила, смеясь, Дагмара, — не быть такой старой: в мае мне уже исполнится двадцать четыре года.

— Какая ты счастливая, Дагмара!

— Ну да! Почему?

— Потому что у тебя столько желаний. А я не знаю, чего я желаю. Даже если бы кто-нибудь исполнил три моих желания, как в сказках бывает.

Дагмара зажгла лампу. Стекло мелодично зазвенело, и комната наполнилась светом.

— Хочешь, я покажу тебе фотографию Александра? — предложила Дагмара.

Стуча каблуками, она сбежала по лестнице вниз и вернулась с фотоснимком паспортного формата. С фотографии глядело продолговатое приятное лицо с улыбчивыми глазами.

— Ты его любишь, Дагмара?

— А как же иначе?

— А он тебя?

— Тоже, конечно.

— Это трудно или легко? — спросила Гундега, густо покраснев.

Дагмара рассмеялась.

— Видишь, что выдумала! Как тебе сказать? Это так же, как жить — порой легко, порой трудно. — Задумавшись на минуту, она продолжала: — Думаешь, легко тащиться каждый вечер за шесть километров в школу? Иной раз такая слякоть, что, кажется, плюнула бы да и легла спать. Однажды я так и сделала, а потом всю ночь проворочалась без сна, как у ежа на спине. На следующий день полетела как на крыльях… Пешком — была такая гололедица, ни на велосипеде, ни на лыжах… И хоть убей меня — не могу сказать тебе, было трудно или легко…

Губы её тронула еле заметная улыбка, неизвестно кому адресованная. А лицо озарилось внутренним светом, особенно светились глаза.

— А я… — Гундега грустно отвернулась, — я ничего не делаю. Замечаю только, что проходит день за днём. И так без конца. Не чувствую никаких трудностей, но и лёгкости нет…

— Как ты можешь так говорить, ведь у тебя целое богатство — голова на плечах и две руки!

Гундега пытливо взглянула в лицо Дагмары — не смеётся ли она? Нет, не смеётся.

— Разве достаточно двух голых рук? — с сомнением спросила она, словно размышляя вслух.

— Ты рассуждаешь почти как Илма. Она тоже смотрит на руки лишь для того, чтобы определить качество перчаток.

— Ах, Дагмара, — грустно проговорила Гундега, — зачем нам спорить в это праздничное утро!

— Разве мы спорим, Гундега, малютка? Мы только говорим о жизни. Хорошо, одевайся, пойдём вниз.

Когда они спускались, Гундеге показалось, что поспешно захлопнулась дверь в залу. Но это произошло так быстро, что она не разобрала, было ли это на самом деле или ей показалось. Она вспомнила слова Дагмары, но не могла им поверить. Зачем. Илме оберегать её от Дагмары? Какая нелепость!

Но её не покидала неясная тревога, и она невольно несколько раз оглянулась, словно боясь слежки.

5

Дагмара принесла из кухни завёрнутый в брезент предмет, который она привезла с собой. Лиена ощупала его, но ничего не поняла.

— Что это такое? — спросила она у Дагмары. — Не то большой рубанок, не то сковорода с длинной ручкой…

— Рубанок, ха-ха-ха! Сковорода! Ой, бабушка, это же гитара! Что ты вздыхаешь?

— Чулки ты, вероятно, так и не научилась вязать…

— Я их покупаю в магазине.

— Каждая девушка должна уметь вязать.

— Это прежде так было, теперь…

— Теперь надо уметь играть на гитаре, — перебила Лиена, но Дагмара не обиделась.

— …теперь надо уметь играть на сцене, играть в волейбол, в шахматы…

— Может быть, ещё и в карты?

Дагмара лукаво улыбнулась.

— Не обязательно.

— Может быть, и работать не нужно?

— Ты, бабушка, думаешь, что я только ленюсь? Мой портрет в Октябрьские праздники висел на Доске почёта.

— Ну и какой в этом толк?

— Дали премию.

— Я говорю не о деньгах, — подумав, ответила Лиена. — А ты эту премию истратила на пустяки?

— Почему на пустяки? Видишь, приобрела гитару.

Она развернула её и прошлась пальцами по струнам.

— Купила бы лучше себе юбку потеплее, — заметила Лиена.

— Мне не холодно, бабушка, — беспечно ответила Дагмара.

— Ты всё такая же, как была, — сказала Лиена, и по её тону нельзя было понять, сокрушается она или радуется.

— Разве это плохо? Бабушка, хочешь, я сыграю тебе романс?

— Что это ещё за романс?

— Это такие песни, чаще всего про любовь.

— Какая уж мне теперь любовь…

Но Дагмара присела на край стула и, взяв несколько аккордов, запела, аккомпанируя себе на гитаре.

Из кухни вошла Илма, но ни один мускул не дрогнул на лице Дагмары. Сверху сбежала по лестнице Гундега. Последним подошёл Фредис, так тихо прикрыв за собой дверь, точно в доме был больной.