Их было три

— Я никогда не жил в Риге, а тем более на улице Сколас. Мне трудно это представить. Спроси лучше у Гундеги, она тоже из города, пусть небольшого. Я почти всю свою жизнь прожил здесь, если не считать военной службы на Украине.

— А я и на Украине не была, — жалобно отозвалась Жанна. — Виктор, расскажи что-нибудь о себе. Я почти ничего не знаю.

— У меня незавидная биография.

— Почему незавидная? — удивлённо воскликнули обе разом.

— Слишком куцая…

Девушки рассмеялись.

— Что вы смеётесь? Так оно и есть. Когда пишу автобиографию, даже неудобно — на полстранички не растянешь… У отца было семь сыновей. Я первый, старший. Значит, Виктор, — он шутливо поклонился. — Кроме того, ещё Антон и Владислав, Иван и Тарас, Игнат и Виталий. Счастье, что у меня столько братьев, пока всех перечислишь, две строчки автобиографии заполнены.

— У вас у всех такие необычные имена.

— Мы ведь из Белоруссии. Вернее, отец с матерью. Отец в своё время приехал сюда батрачить у кулаков, мать тоже батрачила. Здесь они и поженились. Во времена Ульманиса они так и нанимались парой к хозяину. В сороковом году получили здесь, в Нориешах, землю. Мы тут родились, тут и в школу ходили.

— Ты кончил школу?

— Семилетку. Дальше не пришлось учиться. Пошёл прицепщиком на трактор.

— Ты совсем не такой, как я, — задумчиво проговорила Жанна, как бы прислушиваясь к ритмичному звуку шагов. Доносился горьковатый аромат оттаявшей, согретой солнцем земли.

Гундега молча слушала разговор Виктора и Жанны. Они шли рядом, но руки их не соприкасались. Они ни на миг не забывали, что рядом Гундега, но она им, кажется, не мешала. Гундега подумала — как хорошо так шагать, не боясь любопытных глаз, не стесняясь своих слов и взглядов, которые не нуждаются в покрове ночи или закрытых дверях.

— Ты совсем другой… — повторила Жанна.

— В каком смысле?

— Во всех. Ты работал прицепщиком в то время, когда я училась в балетной студии и ходила на уроки музыки.

Виктор добродушно усмехнулся.

— Ну, в то время, о котором ты говоришь, я, вероятно, нянчил братишек и стирал им пелёнки…

— В самом деле?

— Конечно! Матери же не справиться было со всем.

Жанна, не скрывая удивления, взглянула на Виктора.

— Чудной! — и немного погодя вздохнула. — А меня даже на кухню не пускали.

— Как это не пускали? — не понял Виктор. — А где же ты ела?

— Для этого у нас есть столовая.

Он изумился.

— Ты, как видно, из очень интеллигентной семьи!

— Какое там! — возразила Жанна, словно оправдываясь. — Это только звучит так важно — директор. На самом деле отец — директор самой обычной базы. А мать пианистка. Тоже звучит? В действительности же она ни в каких концертах не выступает, а просто играет на занятиях художественной гимнастики в районном Доме культуры.

— Я почему-то представлял себе, что твой отец моряк, — признался Виктор.

— Почему моряк?

— У вас обоих такие имена — Жанна, Арчибалд.

Жанна расхохоталась.

— Я к своему имени привыкла, по Арчибалд своё ненавидит. Такое дурацкое сочетание — Арчибалд Мартыньекабс. Как у фельетонного героя, не правда ли? Из-за этого часто случаются недоразумения. Даже на почтовых переводах пишут Мартынь Екабс Арчибалд. Это всё от стремления отца к романтике… как будто не всё равно, какое имя…

— Так вот откуда у тебя тяга к романтике!

Жанна упрямо сжала рот.

— Не хочу такой романтики, хочу настоящей.

Виктор задумался.

— Не знаю, как бы это выразить, но… мне кажется, настоящая подчас бывает очень нелёгкой.

Жанна удивлённо округлила глаза.

— Нелёгкой? Почему ты так думаешь?

— Видишь ли, когда я ещё служил в армии, одному сержанту-сибиряку — помню, у него ещё было такое необычное имя — Евлампий — поручили взорвать немецкие мины. Старые мины военных лет. Их обнаружили в котловане одной из новостроек и вывезли за город…

Жанна вся так и загорелась.

— Как интересно!

— Вряд ли. Потом не нашли даже лоскутка его одежды.

— Как?!

Побледнев, Жанна больно сжала руку Виктора обеими руками:

— А если бы на его месте оказался ты?

— Я ведь не был сапёром. Я ездил шофёром и стоял вдали. Взрывом мне только забросило немного земли в кузов.

— Всё равно… — почему-то сказала Жанна, испуганно глянув в лицо Виктора, и решительно пошла вперёд.

Жанна и Виктор проводили Гундегу до того места, где начиналась дорога в лесничество. Простившись, Гундега, не оглядываясь, направилась к дому. Она чувствовала, что они оба стоят на перекрёстке и смотрят ей вслед. Гундега свернула к усадьбе, но странное чувство не покидало её, и она, наконец, оглянулась. Кругом был только лес.

Теперь она замедлила шаг, волнуясь, словно это она шла с первого свиданья. Что это — зависть или восхищение?

Она припомнила, как Виктор и Жанна шли навстречу друг другу там, в библиотеке, движение, которым Жанна сломала веточку берёзы, отыскивая признаки весны в закрытых почках, её восхищение скворцом, облаками, лихорадочная боязнь свидания. Разве такая бывает любовь? Разве так она приходит?!