Мать не произнесла ни слова, только рот её болезненно сжался.
— Сейчас принесу марлю, — проговорила она и занялась руками сына, смазывая волдыри на месте ожогов.
— Машина, что ли, загорелась?
— Хлев.
— Чей? — удивилась она.
— Соседей — "Цинитайса".
— И ты, как водится, полез в самое пекло?
— Ну, полез, — ответил он. — Или я должен был смотреть, как горит скотина?
Она взглянула на сына с неожиданной нежностью.
— Все вы у меня такие. Все восемь… Отчего же загорелось?
— Короткое замыкание. Проводка была не в порядке. Еду мимо, вижу — горит…
— Разве их-то никого не было?
— Девчушка дежурила. Побежала за помощью…
Она неосторожно прикоснулась к его руке, и он побледнел.
— Больно?
— Не больно… — нетерпеливо проговорил он. — И чего ты расспрашиваешь!
Ганчарикиха тяжело вздохнула, но немного погодя опять начала:
— А помощь-то всё-таки явилась?
— Явилась.
— Почему же ты так обжёг руки?
— Возился с быком. Племенной. Только в прошлом году привезли из Сигулды. Что-то около пятнадцати тысяч заплатили. Ну, испугался огня и не хотел выходить из хлева.
— Дай смажу лицо.
Подойдя к зеркалу, Виктор некоторое время критически разглядывал себя, после чего сделал вывод:
— Испорчен фасад, как говорит Арчибалд.
— Что?
Виктор только усмехнулся.
— Принеси, мать, ватник!
— На что тебе ватник?
— Мел ведь я не привёз…
— Ох, горюшко! Ты же болен, Витенька, как же ты поедешь?
— Как приехал сюда, так и до станции доберусь.
— Одному не управиться. Был бы хоть отец дома.
— Буди Владика!
Мать помедлила, ожидая, не передумает ли Виктор, затем направилась в соседнюю комнату. Когда она вернулась, Виктор пытался забинтованными руками застегнуть ватник. Она помогла ему.
— Знаешь, мать, только не рассказывай, пожалуйста, никому ничего, — попросил Виктор, не гляди на неё. — Растрезвонят по всему свету. Кому это нужно.
Она согласно кивнула головой и, посмотрев вслед сыновьям, исчезнувшим в бледных предрассветных сумерках, вздохнула.
Мать Виктора сдержала слово, но о случившемся наутро говорил весь колхоз. Узнала об этом и Гундега.
Всё началось с того, что секретарь парторганизации колхоза "Цинитайс" позвонил Эньгевиру и спросил, не очень ли сильно пострадал шофёр, помогавший им тушить пожар. Заодно он передал Эньгевиру благодарность от правления "Цинитайса". А когда удивлённый председатель ответил, что ничего не знает и, очевидно, тут какое-то недоразумение, секретарь заметил, что в данном случае шутки не совсем уместны, и повесил трубку прежде, чем Эньгевир успел что-либо возразить.
Пришлось председателю позвонить в соседний колхоз, и, наконец, он узнал о событиях прошлой ночи всё, что знали сами колхозники. Только никто не знал имени шофёра. Лишь дежурившая в ту ночь девушка утверждала, что шофёр был из Нориешей. Все в один голос говорили, что, когда пожар почти уже потушили, машина с энергичным шофёром бесследно исчезла.
Вечером, оставив машину в гараже, Виктор зашёл на ферму Межниеки, чтобы пойти домой вместе с Жанной. Там оказался и Ольгерт, так что всё дальнейшее происходило на глазах Гундеги.
Бригадир обратил внимание на грязные бинты на руках Виктора, и его взгляд задержался на них дольше, чем следовало. Виктор поспешно сунул руки в карманы.
— Что у тебя с руками? — спросил Ольгерт.
— Да поранился…
— Чем?
— Оцарапал. Мало ли где можно задеть, когда работаешь на машине…
Ольгерт понимающе усмехнулся и проговорил:
— Это верно! Да, тебя из соседнего колхоза разыскивали.
Гундега заметила, что обгоревшие брови Виктора нервно нахмурились.
— Меня?! Что вам всем нужно от меня в конце концов!
— Что ты кричишь? — недоумевал Ольгерт.
Виктор бросил беглый взгляд на Жанну.
— В "Цинитайсе" удивляются, почему ты так внезапно исчез… — продолжал Ольгерт.
— За мелом-то я должен был поехать? Сам же послал меня на станцию. А теперь удивляешься, чёрт побери…
Оттопыренные уши бригадира покраснели, и он с искренним изумлением покачал головой.
— Что с тобой? Какая муха тебя укусила? Люди разыскивают его, чтобы поблагодарить, а он…
— Не люблю, когда из мухи делают слона.
— Кто же делает? — простодушно спросил Ольгерт.
— Вы… ну, все вы…
— Знаешь, — широко раскрытые глаза Ольгерта заблестели, — у меня есть идея. Я внесу предложение, чтобы комсомольское собрание обсудило этот случай. У нас давно не было ничего такого…
Виктор окончательно вспылил.
— Обсуждайте, только, пожалуйста, без меня.
Ольгерт снова взглянул на его руки.
— У врача был?
— Что мне там делать?
— Получил бы бюллетень.
— Чтобы лежать в ожидании, когда придут с цветами? Не желаю.
— Вот ещё чудак…
Все трое смотрели, как Ольгерт сел на мотоцикл и уехал. После этого Гундега убежала переодеваться и не слышала, о чём говорили Жанна с Виктором.
Когда бригадир скрылся из виду, Виктор проворчал:
— Умчался…
Взглянув на Жанну, он заметил её восхищённый взгляд.
— И ты тоже, — сказал он, отворачиваясь.
— Что — тоже?
— Смотришь как на деревянного божка.
Вдруг он почувствовал, что его шею обвили руки Жанны.
— Не надо… Жанна.
— Почему?
Он медлил.
Руки Жанны тяжело соскользнули вниз.
— Ты думаешь, я потому, что Ольгерт сказал?..
Оба замолчали.
Жанна осторожно дотронулась до бинтов на руках Виктора.