Их было трое (сборник)

Бородатый офицер с тяжелым маузером в руке что-

то выкрикивает — видно, речь держит. Некоторые слова

долетают до слуха ребят: «Коммуны упраздняются... Зе-

мельный декрет барона несет благоденствие русским

крестьянам... Антихристам коммунистам — смерть...»

Бородач поднял маузер. Знаур и Ахмет подползли

еще ближе к амбарам — дальше двигаться было уже

невозможно.

Знаур прицелился в черкеску «оратора».

— На колени! Просите пощады! — кричал казак,

стоявший рядом с офицером.

Из группы коммунистов шагнул вперед высокий пле-

чистый мужчина в синей рубахе с разорванным воротом.

Лицо его было окровавлено. На лбу слиплись белоку-

рые волосы.

— Дурак! Коммунисты никогда не станут на коле-

ни!— громко ответил он.— Знайте, придут наши братья

и отомстят. Да здравствует Советская власть!

По знаку бородатого белоказаки вскинули караби-

ны. В этот миг Знаур нажал на спусковой крючок. Силь-

но толкнуло в плечо. У самого уха раздался второй вы-

стрел— Ахметки. Сразу ничего не было видно впереди.

Знаур поднял голову. В ушах звенело, в глазах — крас-

ные круги.

Бородач распластался на земле у крыльца. Несколь-

ко секунд было тихо.

— Тревога, братцы! — завопил кто-то. Казаки стали

в упор стрелять в коммунистов, будто опасность угрожа-

ла с этой стороны. Высокий коммунар в синей рубахе

метнулся в сторону, но вдруг, словно оступившись, ах-

нул и упал навзничь. Кто-то выкрикивал слова ко-

манды...

Мимо притихших в траве друзей промчались два

172

вЬадника, но через какое-то мгновение повернули назад.

Вр дворе развернулась пулеметная тачанка — задком в

сторону стрелявших.

— Знаур, я буду бить гранатой по этой проклятой

арбе с пулеметом,— тихо сказал Ахмет.

— Бросай точно!

Ахметка проскочил на несколько шагов вперед,

швырнул гранату-бутылку и, как тигренок, припал к

земле. Взрыв сотряс все вокруг, комья земли посыпа-

лись на головы.

Тачанка перевернулась на бок. На земле барахта-

лась раненая лошадь. Ездового и пулеметчика не было

видно. Знаур заметил —одно колесо тачанки крутилось

в воздухе.

Вдруг со стороны казарм раздался винтовочный залп.

Ребята подняли головы. Красноармейская цепь шла

в атаку. Знаур подумал, что это был только один их

взвод. Но увидел знакомую фигуру политрука Икати.

Значит, вся рота здесь!

— Знаур, смотри, пожалуйста: это Костя. Клянусь.

Вон его рыжий голова блестит. Фуражку потерял, долж-

но быть...

Рядом с политруком, держа тяжелый карабин на пе-

ревес, шагал Костя. Значит, это он, их друг, так быстро

привел роту. Но как ему удалось — ни Знаур, ни Ахмет-

ка понять не могли. Не на крыльях же летел он в штаб

бригады!

Перестрелка продолжалась какие-то минуты. Внезап-

ность атаки решила исход боя. Передовые красные бой-

цы уже орудовали на усадьбе коммуны. Где-то в сарае

или внутри дома раздался глухой взрыв ручной грана-

ты, зазвенели разбитые стекла. Потом все умолкло.

Только потрескивала догорающая крыша.

Повстанцы с поднятыми руками сгрудились у камен-

ной стены, где недавно стояли и смотрели смерти в лицо

активисты коммуны.

Занималась утренняя заря...

— Нельзя остановить восхода солнца,— сказал по-

литрук Икати,— нельзя остановить и рассвета новой

жизни на земле. Эти абреки только что хотели сжечь

хлеб первого урожая — семенной фонд коммуны. Но не

173

успели. Запомним, товарищи, день 13 октября 1920 года:

сегодня осетинские стрелки выручили из беды русскую

коммуну под Пятигорском и спасли ее семфонд. Эти се-

мена дадут чудесные всходы...

Сотни людей, собравшихся на необычный, стихийно

возникший митинг, слушали политрука.

После того, как Петр кончил, Пелла спросил:

' — Что будем делать с ними?..—он кивнул в сторо-

ну обезоруженных налетчиков.

— Я думаю, народ подскажет,—ответил политрук и

обратился к станичникам:

— Товарищи! Как поступить с ночными «гостями»?

Какой будет приговор членов коммуны?

Люди молча посмотрели на убитых коммунистов,

сняли шапки.

Наступила жуткая тишина. Стоявший позади красно-

армейской цепи Знаур только слышал постукивание

своего сердца и чувствовал горячее плечо Ахметки.

В молчании сотен людей бойцы и командиры прочли

суровый приговор. Без команды подняли карабины.

По ту сторону

Сырая осенняя ночь спустилась на ворчливую, помут-

невшую от ливней Кубань. С невидимых гор Карачая

полз косматый Цуман.

На правом берегу реки на окраине богатой станицы

Баталпашинской поблескивали робкие огоньки призе-

мистых хат.

Ночь тихая, только из окон дома зажиточного ста-

ничника Галактиона Сирко слышалась старинная ка-

зачья песня. Здесь квартировал начальник карательного

отряда «армии возрождения России» есаул Муштаев.

Он сидел за столом без бешмета, в белой сорочке, опус-

тив русую голову на грудь. Молодой, тоже русый ден-

щик в расстегнутой черкеске развалился на деревянном

диване поодаль и пел, тихо аккомпанируя на трехрядке.

Песня уговаривала казаков: полно вам горе горевать,

ведь стоит выпить по доброй чарке и завести разговор о

своем житье-бытье, как пройдет тоска и радостно станет

на сердце...

— «Житье-бытье...» — зло проскрежетал есаул.— Пе-

174

леетань, Ванятка, тянуть, хватит! Вызови урядника

Окибу.

\ — Слушаюсь.

хДенщик побежал в другую комнату, где казаки игра-